Критика права
 Наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция 

социальная роль юриста

Федор Никифорович Плевако
(1842 — 1908)

Библиотека «Критики права» пополнилась текстом Николая Алексеевича Троицкого из книги «Корифеи российской адвокатуры» — «Федор Никифорович Плевако».

Федор Никифорович Плевако, — пожалуй, самый известный российский адвокат, еще при жизни заслуженно пользовавшийся большим народным уважением и любовью. Сторонясь — после выдвинутых против него в юности политических обвинений — политических дел в узком смысле, он многократно выступал в процессах по делам с политическим оттенком, отстаивая интересы подсудимых независимо от их сословной принадлежности. В лучших традициях старой российской адвокатуры Плевако уделял особое внимание выявлению социальной обусловленности деяний своих подзащитных.

«Весной 1879 г. крестьяне с. Люторичи Тульской губернии взбунтовались против их закабаления соседним помещиком, московским губернским предводителем дворянства в 1875 — 1883 гг. графом А. В. Бобринским (из рода Бобринских — от внебрачного сына императрицы Екатерины II А. Г. Бобринского). Бунт был подавлен силами войск, а его «подстрекатели» (34 человек) преданы суду по обвинению в «сопротивлении властям». Дело рассматривала Московская судебная палата с сословными представителями в декабре 1880 г. Плевако взял на себя не только защиту всех обвиняемых, но и «расходы по их содержанию в течение трех недель процесса». Его защитительная речь прозвучала грозным обвинением власть имущих в России. Определив положение крестьян после реформы 1861 г. как «полуголодную свободу», Плевако с цифрами и фактами в руках показал, что в Люторичах жизнь стала «во сто крат тяжелее дореформенного рабства». Хищнические поборы с крестьян так возмутили его, что он воскликнул по адресу гр. Бобринского и его управляющего А. К. Фишера: «Стыдно за время, в которое живут и действуют подобные люди!» Что касается обвинения его подзащитных в подстрекательстве бунта, то Плевако заявил судьям: «Подстрекатели были. Я нашел их и с головой выдаю вашему правосудию. Они — подстрекатели, они — зачинщики, они — причина всех причин. Бедность безысходная, <…> бесправие, беззастенчивая эксплуатация, всех и вся доводящая до разорения, — вот они, подстрекатели!»

Владимир Данилович Спасович
(1829 — 1906)

Библиотека «Критики права» пополнилась текстом Николая Алексеевича Троицкого из книги «Корифеи российской адвокатуры» — «Владимир Данилович Спасович».

Лучшие представители «старой» дореволюционной российской адвокатуры были не только прекрасными знатоками права, но и людьми с развитым нравственным чувством, превыше всего в своей деятельности ставившими цель установления объективной истины, защиты интересов человеческой личности, свободы мысли и слова от властного произвола и беззакония. Именно эти качества отличали Владимира Даниловича Спасовича — адвоката, который и в век реакции не поступился своими принципами.

«Спасович всегда исходил из того, что судебное исследование “должно состоять в исследовании истины, например исследование историческое. Был факт в истории, из него возникла быль, сказание, легенда, которая составляет ходячее, хотя и превратное, представление о предмете: ложь перемешивается с истиной. Что делает историк? Он отрицает всю легенду, кропотливо восстанавливает истину по источникам и являет факт в новом виде”. Поэтому и “характер судебных речей”, по убеждению Спасовича, “зависит от того, какими взглядами руководится защитник,  — ставит ли он себе задачей лишь выиграть дело, победить противника, или исследовать истину».

Письмо Е. Д. Стасовой и товарищам в московской тюрьме

На сайте размещено знаменитое письмо Ленина Е. Д. Стасовой, в котором он, отвечая на запрос находившихся в то время в тюрьме товарищей по партии, излагает свои «предварительные соображения» о том, какой должна быть тактика членов РСДРП на предварительном следствии и суде. Эти идеи Ленина, высказанные в 1905 году, и сегодня звучат актуально.

«Вопрос об адвокате. Адвокатов надо брать в ежовые рукавицы и ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает. Заранее им объявлять: если ты, сукин сын, позволишь себе хоть самомалейшее неприличие или политический оппортунизм (говорить о неразвитости, о неверности социализма, об увлечении, об отрицании социал-демократами насилия, о мирном характере их учения и движения и т. д. или хоть что-либо подобное), то я, подсудимый, тебя оборву тут же публично, назову подлецом, заявлю, что отказываюсь от такой зашиты и т. д. И приводить эти угрозы в исполнение. Брать адвокатов только умных, других не надо. Заранее объявлять им: исключительно критиковать и “ловить” свидетелей и прокурора на вопросе проверки фактов и подстроенности обвинения, исключительно дискредитировать шемякинские стороны суда. Даже умный либеральный адвокат архисклонен сказать или намекнуть на мирный характер социал-демократического движения, на признание его культурной роли даже людьми вроде Ад. Вагнеров etc. Все подобные поползновения надо пресечь в корне. Юристы самые реакционные люди, как говорил, кажется, Бебель. (…) … все же лучше адвокатов бояться и не верить им, особенно если они скажут, что они социал-демократы и члены партии...».

Предупреждение студенту юридического факультета

Иной читатель найдет в этой заметке моменты эпатажа и некоторого сгущения красок, однако, полагаем, такое «предупреждение» может быть полезно тем студентам-юристам, которых прельщает карьера судебного представителя, и тем молодым людям, которые еще только собираются поступать на юридические факультеты, но не имеют никакого представления о том, в какой разорванный мир им предстоит погрузиться. Конечно, для людей, которые профессионально занимаются правом, существует возможность менее отчужденной, более истинной деятельности, нацеленной прежде всего на защиту прав тех, кто угнетен, на утверждение посредством права и правовой практики идеалов социальной справедливости, солидарности, свободы и равенства, — хотя, надо признать, такой выбор труден и ныне редок: он не обещает материального благополучия и легких побед, требует определенной отваги и особого чувства гражданственности.

«Я хочу предупредить вас, что…

  • Вы осознаете, что перед законом далеко не все равны. Более равен тот, у кого больше денег. А норма права это совсем не общеобязательное правило поведение, а инструмент для достижения целей и удовлетворения интересов конкретных людей или их сборищ.
  • Вы уясните, что в суде побеждает не тот, у кого есть субъективное право, предоставленное ему законом, а тот, кто докажет отсутствие этого права у другого. Субъективное право есть иллюзия. И она остается таковой до тех пор, пока ваше право не будет подтверждено решением суда, вступившим в законную силу.
  • Вы осмыслите, что справедливости нет места среди людей. Вы не найдете ее в судах. (...)
  • Но это не самое страшное. Самое страшное, что вы станете профессионально деградировать, даже не замечая этого. Постепенно вы начнете терять веру в людей, право, справедливость. Вы станете черствым и бездушным, потеряете способность сопереживать чужому горю и сострадать. Более того, вы потеряете уверенность в собственных знаниях, ценности собственного опыта, силе собственных навыков. Загнанные жизненными обстоятельствами и рухнувшими ожиданиями сладкой жизни, как у тех телевизионных адвокатов, вы начнете гнать халтуру и отрывать от жизни свое, зарабатывая не качеством, а количеством потока».

«Закон есть закон»: критический взгляд

В публикуемой заметке недавний выпускник юридического факультета Джошуа Крук (Сиднейский университет, Австралия) тезисно излагает основные идеи своей брошюры «Legal Education, Privatization and the Market: The Decline of Justice, Fairness and Morality in Australian Law Schools» (2016 г.), посвященной критическому анализу системы юридического образования в современной Австралии. Читатели сайта могут заметить, что многие наблюдения Д. Крука перекликаются с идеями Дункана Кеннеди, изложенными в его знаменитой статье «Юридическое образование как подготовка к иерархии», перевод которой опубликован на нашем сайте. Заметка написана специально для «Критики права».

«С учетом сказанного можно понять, что существуют серьезные “рыночные” доводы в пользу кейс-анализа, но это никоим образом не оправдывает отсутствие моральной, политической или иной “внешней” перспективы в учебном плане юридических факультетов. Не озадачиваясь тем, каким образом прецедентное право выводит должное из сущего (воспроизводя таким образом свою логическую несостоятельность), рыночная рациональность всего лишь рассматривает это как полезный навык, которым должны владеть студенты. Как заметила Маргарет Торнтон, другие способы оценивания, такие как “исследовательские эссе с их творческим и критическим потенциалом, не согласуются с рыночной ортодоксией”. Другие виды заданий слишком сложны с точки зрения их оценивания, написания и внедрения. И они могут ставить под сомнение status quo. Главная беда в том, что творческое, подлинно интеллектуальное мышление — как раз такая способность, которая в глазах работодателя обладает сомнительной ценностью, поскольку препятствует формированию у студентов некоторых важных с рыночной точки зрения умений и навыков.

Таким образом, потребности рынка, крупных фирм и юридических факультетов перевешивают нравственный и критический настрой или интеллектуальную проницательность отдельно взятого студента».

Михаил Львович Мандельштам

Ко дню памяти Михаила Львовича Мандельштама (5 февраля) раздел «История права и государства» пополнился очерком Николая Троицкого из его книги «Корифеи российской адвокатуры».

Михаил Мандельштам принадлежал к плеяде выдающихся российских политических защитников, превративших дореволюционный суд в общественную трибуну, с которой они блестяще изобличали моральную и юридическую несостоятельность российского самодержавия и показывали нравственную, историческую, а зачастую и юридическую правоту его противников и жертв.


Несколько штрихов к портрету Михаила Мандельштама (по материалам Н. А. Троицкого):


— в студенческие годы был близок к народовольцам, познакомился с Александром Ульяновым; вместе с А. Ульяновым входил в депутацию от петербургского студенчества, которая чествовала М. Е. Салтыкова-Щедрина в день его рождения (речь произносил именно Мандельштам); 17 ноября 1886 г. принял участие в антиправительственной демонстрации у могилы Н. А. Добролюбова; несколько лет провел в ссылке;

— находясь в ссылке в Казани, читал нелегальные лекции по марксизму, на одной из которых оказался 17-летний Владимир Ульянов;

— участвовал в процессах по делам о первомайской демонстрации 1902 г. в Саратове, ростовской демонстрации 2 марта 1903 г., Боевой организации социалистов-революционеров (1904 г.), процессе И. П. Каляева (1905 г.) и многих других;

— после Октябрьской революции эмигрировал, но затем вернулся в СССР (В. А. Маклаков писал о нем: «очень левый Мандельштам, который потом добровольно ушел к советской власти»); служил юрисконсультом, был членом Коллегии защитников, принимал участие в деятельности Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев;

— в 1938 году арестован как «враг народа», и, по данным КГБ СССР, 5 февраля 1939 г. умер в тюрьме «от упадка сердечной деятельности»; в 1990 г. реабилитирован;

— оставил интереснейшие воспоминания «1905 г. в политических процессах. Записки защитника» (1931).


Цитата из адреса, который осужденные по делу о ростовской демонстрации 1903 г. прислали своим защитникам (Мандельштам был одним из них и сыграл важную роль в процессе):


«Вы дороги нам, пережившие вместе с нами одни и те же чувства, те же волнения. Вы сделали все, что могли. <...> Дайте пожать вам руки, славные рыцари права, бескорыстные и отважные участники великого формирования лучшего будущего для многомиллионной рабочей массы России».


О некоторых современных разногласиях в критических правовых исследованиях

Публикуемая статья интересна тем, что в ней представлен некий общий срез современного состояния движения критических правовых исследований (КПИ), каким его видит Марк Ташнет — один из наиболее известных и ярких представителей первого поколения «критов».

Полагаем, статья заслуживает внимания в том числе как источник, свидетельствующий о симптомах того кризиса в КПИ, который для ряда его сторонников и противников стал очевиден уже в 90-е гг., — кризиса, связанного с отказом от «глобальных нарративов» и погружением в «постмодернистский дискурс», в результате чего, как с сожалением заметил еще один сторонник движения, Пэдди Айленд, из КПИ однажды «таинственным образом исчез капитализм».

Предваряя публикацию, мы хотели бы обратить внимание читателей на два момента: во-первых, движение КПИ не исчерпывает всей современной западной критической правовой мысли, образуя лишь одно из ее течений; во-вторых, в КПИ, и за его пределами — прежде всего в современной марксистской теории права — существует довольно серьезная оппозиция релятивизму, методологической и идеологической растерянности и ценностной невнятице.

Редакция «Критики права» благодарит Марка Ташнета и «German Law Journal» за согласие на републикацию статьи, а Евгения Каташука — за инициативу и проделанную работу.

«… было бы натяжкой трактовать позицию КПИ в описанном выше духе: что якобы оно призывает людей просто предпринимать политические действия, не заботясь о наличии или отсутствии обосновывающей их широкомасштабной политической или моральной теории. Как уже было показано, проблема в другом: согласно КПИ, нельзя дать никаких гарантий или даже оснований полагать, что действия, которые будут предприняты людьми, окажутся левыми, а не фашистскими. Соответствующая аргументация выдвигается в рамках рассматриваемых ниже четырех позиций, выработанных внутри КПИ. Эти позиции прямо соотносятся с идейными тенденциями внутри КПИ. Они позволяют понять и помогают упорядочить многое из того, что было сказано представителями КПИ. Тем не менее ни один автор не привержен какой-либо последовательно разработанной версии того или иного направления, и большинство представителей КПИ говорят вещи, часто в одной статье, которые поддаются наилучшему осмыслению, будучи поняты как элементы разных направлений».

Юридическое образование как подготовка к иерархии

Статья Дункана Кеннеди  относится к числу тех текстов, с которых когда-то начиналось движение за критические правовые исследования (КПИ), она неоднократно публиковалась — в полном и сокращенном вариантах, — вызвала множество откликов и до сих пор остается своего рода классикой современной западной критической правовой мысли. «Критика права» представляет перевод версии статьи, опубликованной в первом томе знаменитого «Руководства для критических юристов».

Проблема, которую поднимает Кеннеди, очевидна для многих из тех, у кого есть опыт обучения на юридическом факультете, однако в мейнстримной академической юриспруденции, в том числе постсоветской, ее обсуждение негласно табуировано.

«Говорить, что юридические школы суть заведения политические, значит признавать: наряду с базовыми умениями и навыками там преподаются ложные, абсурдные знания о праве и о том, как оно работает; неверны и абсурдны распространяемые там сведения о природе правовой компетентности и о том, как соответствующие способности распределяются между студентами; ложны, абсурдны представления о жизненных возможностях юриста, которые студенты получают в стенах юридических факультетов. Но вся эта чепуха — с уклоном; это скорее тенденциозный и ангажированный вздор, чем случайная ошибка. Это вздор, который обосновывает естественность, эффективность и справедливость — для юридических фирм, юридической профессии в целом и общества — современных моделей организации юридических услуг, моделей иерархии и доминирования».

Действительно ли необходимы юристы?

В интервью 1987 года Дункан Кеннеди, один из основоположников критических правовых исследований (Critical Legal Studies), доступно рассказывает о сути и целях этого движения, а также о реакции на него со стороны представителей мейнстримной академической юриспруденции.

«Основная идея КПИ состоит в том, что юристы, судьи и преподаватели своими действиями вносят вклад в укрепление несправедливого status quo и поэтому разделяют ответственность за социальную несправедливость в Америке. Обидная, опасная и пугающая мысль. Если вы говорите об этом истеблишменту юридического образования, эти люди начинают на вас злиться, даже если они постоянно твердят о своей приверженности академической свободе. Оказывается, вызов их собственной добродетели приводит их в бешенство — особенно если это такой вызов, на который они не способны ответить».

Письмо студенту о праве

Коренится ли право в психике индивида, в особого рода эмоциональных переживаниях, как то утверждал Лев Петражицкий, или оно имеет другие, более объективные основания? О чем умалчивают адепты оторванной от действительности академической юриспруденции? — читайте об этом в знаменитом «Письме студенту о праве» (1909 г.) Льва Толстого, которое отказывались публиковать дореволюционные российские издания (письмо в 1910 г. впервые появилось в иностранной печати)

«Кант говорил, что болтовня высших учебных заведений есть большей частью соглашение уклоняться от решения трудных вопросов, придавая словам изменчивый смысл. Но мало того, что эта болтовня ученых имеет целью уклонение от решения трудных вопросов, болтовня эта, как это происходит при болтовне о “праве”, имеет часто еще самую определенную безнравственную цель — оправдание существующего зла.

(…) Я ведь сам был юристом и помню, как на втором курсе меня заинтересовала теория права, и я не для экзамена только начал изучать ее, думая, что я найду в ней объяснение того, что мне казалось странным и неясным в устройстве жизни людей. Но помню, что чем более я вникал тогда в смысл теории права, тем все более и более убеждался, что или есть что-то неладное в этой науке, или я не в силах понять ее; проще говоря, я понемногу убеждался, что кто-то из нас двух должен быть очень глуп: или Неволин, автор энциклопедии права, которую я изучал, или я, лишенный способности понять всю мудрость этой науки. Мне было тогда 18 лет, и я не мог не признать того, что глуп я, и потому решил, что занятия юриспруденцией свыше моих умственных способностей, и оставил эти занятия».