«Назад к Канту!», или Вирус неокантианства в российской юридической науке
Старый философский лозунг второй половины позапрошлого века — «Назад к Канту!» — с полным основанием мог бы украшать знамя современной российской юриспруденции: постсоветские правоведы активно восстанавливают в правах идеи и методологию русской дореволюционной философии права неокантианского толка, растет число адептов стихийного юридического неокантианства, специализирующихся на различении и противопоставлении «должного» и «сущего». По убеждению автора, этот массовый «неокантианский ренессанс», вопреки претензиям его подвижников, свидетельствует не о прогрессе в осмыслении правовой реальности, а о деградации академического правопонимания.
«Можно, следовательно, сколько угодно говорить об относительно прогрессивном характере российской неокантианской философии права и в ее дореволюционной, и в постсоветской формах, однако нет сомнений в том, что в конечном итоге она в гораздо большей степени служит делу сохранения существующего социального порядка (глобального классового общества в целом и российского “паракапитализма” в частности), чем цели его радикального преобразования. Неокантианская политико-правовая идеология набрасывает “покров любви” на буржуазную действительность, формирует иллюзорные представления о тех конкретных социальных идеалах, к которым могут и должны стремиться люди, живущие в условиях капитализма. Она обещает то, чего капитализм объективно не может дать, и затемняет понимание объективных законов функционирования политико-правовой системы. (...) Самые правильные слова и самые возвышенные социальные чаяния — человеческое достоинство, свобода, равенство, социализм — оказываются у российских неокантианцев, даже самых прогрессивных, как сказал бы Ленин, всего лишь “звонкой либеральной фразой”, коль скоро пути осуществления этих идеалов мыслятся ими в строгих рамках законопослушного поведения и непременно в формах “правового государства”. Эта идеология канализирует социальную активность в безопасное русло, ибо она, как когда-то и сам Кант, начинает c констатации “безусловной свободы”, а в итоге, как правило, заканчивает призывом к безусловному повиновению».