Критика права
 Наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция 

правовая идеология

Правовое государство vs архаизация права (к вопросу о специфике правовой формы зависимого периферийного капитализма)

Крушение надежд на то, что после распада СССР в России возможно формирование «правового государства» западного образца, в отечественной мейнстримной теории права до сих пор остается предметом идеалистических спекуляций. По убеждению автора, ортокапиталистическая форма «правового государства» не имела шансов утвердиться в постсоветском обществе в силу объективных причин, обусловленных спецификой российского капитализма: его периферийный и зависимый характер, его социально-экономический базис и специфическая социально-классовая структура, с одной стороны, с необходимостью обусловили отторжение наиболее развитых буржуазных правовых форм, к числу которых относится и форма «правления права», с другой — предопределили возрождение некоторых «архаических» правовых форм, которые присущи обществам добуржуазного типа.

«Правопорядок стран зависимого периферийного капитализма не лечится ни проповедью правомерного поведения, ни полицейской дубинкой — завинчиванием разного рода гаек и усилением разного рода “скреп” и властной вертикали, ни формально-юридическими рецептами, в том числе благими пожеланиями конкретизировать и максимально согласовывать позитивное право на национальном и международном уровне. Как тоже уже показала практика, не лечится он и вливанием денег в проекты “правления права”. История XX века, прежде всего история Октябрьской революции, других успешных антипаракапиталистических революций (термин Ю. И. Семенова), подсказывает, что такого рода регресс и архаизация преодолеваются исключительно неким довольно радикальным перераспределением основных социальных капиталов — собственности на средства производства, политической власти и знания. Как минимум необходимо сглаживание социально-экономического неравенства, необходим курс на социализацию частной собственности и радикальную демократизацию политической и общественной жизни — это единственный эффективный рецепт преодоления той правовой неопределенности, которая служит интересам привилегированного меньшинства».

Маркс и гегелевская философия права (о вновь опубликованной работе Маркса)

По случаю дня рождения Гегеля на сайте размещена статья Исаака Разумовского «Маркс и гегелевская философия права», посвященная разбору впервые опубликованной в раннесоветской России на русском языке работе К. Маркса «Критика гегелевской философии права». Автор рассматривает основные положения государственно-правовой философии Гегеля, акцентируя внимание на его «методе» и «системе», существенном различии в понимании «противоположности» и «противоречия», а также антагонизме гражданского общества и государства у Гегеля и Маркса.

«Гегель критикует, как «неразумную» форму, «непосредственное участие всех в обсуждении и решении общих государственных дел». Он исходит здесь из исторических, эмпирических условий современного «государственного формализма». Действительная альтернатива — по словам Маркса — здесь такая: «отдельные лица это делают как все или отдельные лица это делают как немногие, как не все». Но самый вопрос этот, «все ли в отдельности должны принимать участие в обсуждении и решении всеобщих дел государства» — этот вопрос может возникнуть лишь на почве отрыва политического государства от гражданского общества. Маркс разрешает его диалектически: «в действительно-разумном государстве — говорит он — можно было бы ответить: «не все в отдельности должны участвовать в обсуждении и решении общих государственных дел, ибо отдельные лица — как «все», т. е. внутри общества, и как члены общества — уже участвуют в обсуждении и решении общих государственных дел. Не все в отдельности, а отдельные лица, как «все».

Устряловщина в праве

В статье подвергается критике позиция сторонников юридического формализма в советском праве. На примере одного из представителей этого направления Разумовский демонстрирует ее недостатки и путаность, критикует представление о праве как соглашении между классами и идею о том, что правовая форма не зависит от экономического содержания.

«Самую суровую критику должно, разумеется, встретить с нашей стороны то пренебрежение к юридическим формам, которое не учитывает их важности на данной исторической ступени, их значение для дальнейшего развития нашего социалистического строительства. Но не менее серьезное внимание должны привлечь и те апологеты «пролетарского» и «классового» права, которые превращаются в обычных буржуазных юристов, как только от социологии они переходят к юриспруденции».

Постсоветская теория права и наследие Октября

Публикуемый материал — тезисы выступления автора на XIII международной конференции «Современное российское право: взаимодействие науки, нормотворчества и практики» (секция «Теоретические основания нормотворческой и правоприменительной деятельности: проблемы и перспективы»), прошедшей на базе МГУ и МГЮА в ноябре 2017 г.

«Чрезвычайно богатый и сложный опыт революции и возникшего в 1917 г. нового социально-исторического организма академическая юриспруденция, в том числе стараниями теоретиков права, до сих пор настойчиво пытается уложить в прокрустово ложе “неправового строя”. Тут и там слышны обличительные голоса рассуждающих о своего рода правовом грехопадении, которое по вине безответственных радикалов и ущербного правосознания масс на семь десятилетий выбило “историческую Россию” из русла нормального эволюционного развития. С завидным, хотя и саморазоблачительным упорством в течение четверти века теоретики права навязывали и продолжают навязывать в качестве универсальной для понимания Октября идейной матрицы дискурс “законности” и “правового государства”, не отдавая, вероятно, себе отчета в том, что это язык мелкобуржуазного филистера, главным, а зачастую и единственным интересом которого является стабильность и прочность его частного существования и его “священных” прав частного собственника, покоящихся на разных формах социальной несправедливости».

Государственно-правовая идеология современной социал-демократии

На сайте проекта размещена статья философа и теоретика права раннесоветского периода И. Разумовского «Государственно-правовая идеология современной социал-демократии». Анализируя тексты немецких социал-демократов, автор приходит к выводу о повороте революционной партии вправо, юридизации мышления и ревизии марксистских взглядов в направлении примиренчества, отказа от революционной борьбы в пользу «настоящей» демократии. В чем причины такого поворота и какую роль играют в этой ревизионистской теории понятия производства и обмена — основные вопросы, которые ставятся И. Разумовским. Критикуемая Разумовским идеология и сегодня сохраняет определенный вес в академической теории права и государства.


«Устами уж не только “правых” Реннеров, но и “левых” Фридрихов Адлеров официальная социал-демократия в своей борьбе с коммунистическими идеями выражает полный отказ от самого понятия “диктатуры пролетариата”. Буржуазно-юридические принципы “большинства” и “равенства прав” превращаются ею в незыблемую заповедь всякого человеческого общежития. Буржуазно-юридическое мышление становится высшим объективным критерием в разрешении классовых противоречий. Изменившаяся классовая сущность современной, борющейся с революционным марксизмом, социал-демократии получает и соответствующую этому новому классовому содержанию идеологию!»

К еврейскому вопросу

К 200-летию со дня рождения Карла Маркса на сайте размещена одна из ранних программных работ мыслителя — «К еврейскому вопросу», посвященная диалектике религиозной, политической и человеческой эмансипации. В статье разрабатываются некоторые ключевые положения марксовой радикальной критики права, в том числе критика буржуазной идеологии прав человека и законности.

«Следовательно, ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, т. е. как индивида, замкнувшегося в себя, в свой частный интерес и частный произвол и обособившегося от общественного целого. Человек отнюдь не рассматривается в этих правах как родовое существо, — напротив, сама родовая жизнь, общество, рассматривается как внешняя для индивидов рамка, как ограничение их первоначальной самостоятельности. Единственной связью, объединяющей их, является естественная необходимость, потребность и частный интерес, сохранение своей собственности и своей эгоистической личности. (…)

Беспочвенный закон еврея есть лишь религиозная карикатура на беспочвенную мораль и право вообще, на формальные лишь ритуалы, которыми окружает себя мир своекорыстия.

Также и в этом мире своекорыстия высшим отношением человека является определяемое законами отношение, отношение к законам, имеющим для человека значение не потому, что они — законы его собственной воли и сущности, а потому, что они господствуют и что отступление от них карается.

Еврейский иезуитизм, тот самый практический иезуитизм, который Бауэр находит в талмуде, есть отношение мира своекорыстия к властвующим над ним законам, хитроумный обход которых составляет главное искусство этого мира.

Самое движение этого мира в рамках этих законов неизбежно является постоянным упразднением закона».

«Назад к Канту!», или Вирус неокантианства в российской юридической науке

Старый философский лозунг второй половины позапрошлого века  — «Назад к Канту!» — с полным основанием мог бы украшать знамя современной российской юриспруденции: постсоветские правоведы активно восстанавливают в правах идеи и методологию русской дореволюционной философии права неокантианского толка, растет число адептов стихийного юридического неокантианства, специализирующихся на различении и противопоставлении «должного» и «сущего». По убеждению автора, этот массовый «неокантианский ренессанс», вопреки претензиям его подвижников, свидетельствует не о прогрессе в осмыслении правовой реальности, а о деградации академического правопонимания.

«Можно, следовательно, сколько угодно говорить об относительно прогрессивном характере российской неокантианской философии права и в ее дореволюционной, и в постсоветской формах, однако нет сомнений в том, что в конечном итоге она в гораздо большей степени служит делу сохранения существующего социального порядка (глобального классового общества в целом и российского “паракапитализма” в частности), чем цели его радикального преобразования. Неокантианская политико-правовая идеология набрасывает “покров любви” на буржуазную действительность, формирует иллюзорные представления о тех конкретных социальных идеалах, к которым могут и должны стремиться люди, живущие в условиях капитализма. Она обещает то, чего капитализм объективно не может дать, и затемняет понимание объективных законов функционирования политико-правовой системы. (...) Самые правильные слова и самые возвышенные социальные чаяния — человеческое достоинство, свобода, равенство, социализм — оказываются у российских неокантианцев, даже самых прогрессивных, как сказал бы Ленин, всего лишь “звонкой либеральной фразой”, коль скоро пути осуществления этих идеалов мыслятся ими в строгих рамках законопослушного поведения и непременно в формах “правового государства”. Эта идеология канализирует социальную активность в безопасное русло, ибо она, как когда-то и сам Кант, начинает c констатации “безусловной свободы”, а в итоге, как правило, заканчивает призывом к безусловному повиновению».

От протеста — к сопротивлению

Проблема сопротивления угнетению, равно как и понятие права на такое сопротивление, традиционно игнорируется официозным правоведением или трактуется им исключительно или преимущественно с точки зрения позитивного права, то есть как подлежащий искоренению феномен правовой девиации, — тем самым юриспруденция вносит свой вклад в упрочение и трансляцию опыта угнетения. В тексте Ульрики Майнхоф подняты вопросы, которые вытесняются в подобного рода юридических «дискурсах» и осмысление которых абсолютно необходимо для становления культуры гражданского сопротивления.

«Давайте поставим точки над “i”. Чего хочет политическая власть? Та власть, что осуждает бросающих камни демонстрантов и поджоги, но не оголтелую шпрингеровскую пропаганду, не бомбардировки Вьетнама, не террор в Иране, не пытки в ЮАР. Та власть, которая может — по закону — экспроприировать Шпрингера, но вместо этого создает “большую коалицию”. Та власть, которая может в СМИ рассказать правду о газетах “Бильд” и “Берлинер цайтунг”, но вместо этого распространяет ложь о студентах. Та власть, что лицемерно осуждает насилие и привержена “двойному стандарту”, что стремится именно к тому, чего мы, вышедшие в эти дни на улицы — с камнями и без камней — вовсе не хотим: навязать нам судьбу бессильных, лишенных самостоятельности масс, навязать нам роль никому не страшной оппозиции, навязать нам демократические игры в песочнице как нашу судьбу. А если дело примет серьезный оборот — чрезвычайное положение».

Верховенство бесправия. Рассуждения о миражах и препятствиях демократии

Кандидат юридических наук Роман Рувинский — о роли права и правовой идеологии в современном мировом порядке:

«Право, абстрактный Закон с большой буквы, сегодня выступает в качестве одного из мощнейших и влиятельнейших идеологических концептов, служащих основанием и оправданием сомнительных политических практик, выражающихся в лишении собственности целых народов и социальных слоев, принуждении формально суверенных государственных образований к принятию тех или иных решений либо к отказу от тех или иных действий, наконец, в затыкании ртов оппозиции внутри национальных границ. То внимание, которое уделяется правящими классами этой в высшей степени относительной идее, хорошо видно в артикуляции ими таких идеологем, как «верховенство права»/«правовое государство» (rule of law, Rechtsstaat) и специфически российская «диктатура закона». Будучи не чем иным, как химерами буржуазной государственности, эти идеологемы активно используются для репрезентации интересов вполне определенных социальных групп в качестве общесоциальных, нейтральных, рациональных, а соответствующего социального порядка — в качестве предназначенного на вечные времена».

Революционная роль права и государства. Общее учение о праве

Библиотека «Критики права» пополнилась первыми разделами монографии Петра Ивановича Стучки «Революционная роль права и государства» — одним из наиболее значительных, наряду с уже опубликованными на сайте монографиями Е. Б. Пашуканиса и И. П. Разумовского, марксистских теоретико-правовых текстов раннесоветского периода.

Петр Стучка — не только выдающийся теоретик, но и юрист-практик и видный политический деятель (был одним из авторов Декрета о суде № 1 и занимал такие государственные должности, как нарком юстиции РСФСР, председатель СНК Латвийской ССР, председатель Верховного суда РСФСР), — отстаивает понимание права как особой системы (порядка, формы) общественных отношений, соответствующей интересам господствующего класса и охраняемой организованной силой этого класса.

В числе важных теоретических достижений Стучки — введенное им различение двух абстрактных (закон, т. е. система норм, и правовое сознание) и одной конкретной (система конкретных отношений) форм права. Критики из марксистского лагеря ставили в вину Стучке то обстоятельство, что он «утопил право в базисе», однако если соответствующие тезисы и составляют уязвимое место его концепции, то все же стоит признать: это такая слабость, которая была обратной стороной ее силы — верного понимания обусловленности конкретной и абстрактных форм права производственными отношениями классового общества.

«За исключением признака классового интереса, и буржуазные теоретики неоднократно близко подходили к каждому отдельному из наших признаков права. Но они “понюхали, понюхали и пошли прочь”. И вся юриспруденция, это “знание божественных и человеческих дел, наука права и справедливости”, не исключая ни ее социологического, ни, тем паче, социалистического направления, по сие время вертится в каких-то убогих формулах и сама то и дело переживает сомнения, есть ли она вообще наука. Ответим прямо: нет, до сих пор она не была и не могла быть наукой; она может сделаться наукой, лишь став на классовую точку зрения, на точку зрения рабочего или хотя бы враждебного ему класса, но классовую. Может ли она это? Нет, она не может. Ибо, внеся революционную (классовую) точку зрения в понятие права, она “оправдала” бы, сделала бы законной и пролетарскую революцию. (…)

В нынешнем понимании права нет места революции, и как германские революционные крестьяне гнали своих докторов прав, а испанцы проклинали своих “togados” (юристов), так и пролетарской революции приходится быть на страже от своих “буржуазных юристов”. И интересно отметить, что такое научное ничтожество, как германский проф. Штаммлер, сумевший создать себе имя своей буржуазной карикатурой на марксизм, видит главный, если не единственный недостаток Маркса в его “недостаточной юридической выучке” (Schulung)».