Критика права
 Наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция 

право и социальный идеал

Живой фронт Станислава Маркелова

10 лет назад, 19 января 2009 г., в Москве националистами были убиты адвокат, левый правозащитник, антифашист Станислав Маркелов и журналистка, участница антифашистского движения Анастасия Бабурова. Они были наследниками тех почти исчезнувших традиций российской адвокатуры и журналистики, для которых эти профессии — не способ зарабатывания денег, личного самоутверждения и обслуживания власти и денежного мешка, а поле гражданской борьбы за идеалы социальной справедливости и равенства, за более человечное и разумно организованное общество. Ко дню памяти антифашистов на сайте размещен материал Кирилла Медведева (републикация с сайта opendemocracy.net).

«Эта нелепость лишний раз подчеркивает уникальность опыта Маркелова, который через политический активизм пришел к профессии адвоката, затем пренебрег стабильно оплачиваемой профессиональной карьерой и стереотипом о недопустимости смешивания личного, политического и профессионального в юриспруденции — ради миссии защитника самых уязвимых и бесправных. Еще одна важная и диковинно звучащая в России вещь, показанная Маркеловым: ангажированный юрист, как и ангажированный журналист — это не тот, кто за деньги выполняет требования заказчика, а тот, кто следует своим гражданским, политическим убеждениям и нормам профессионального сообщества.

Понимая, насколько важна для выживания левых и социальных движений сеть именно таких ангажированных юристов и ориентируясь на богатый мировой (да и наш дореволюционный) опыт, Маркелов создал Институт верховенства права — группу адвокатов, готовых бесплатно защищать активистов и жертв произвола. (...)

В тех новых сложных ситуациях, до которых Маркелов не дожил, он непременно старался бы, отсекая агрессивные, разрушительные крайности, искать общую — антиимперскую, антифашистскую, по-настоящему демократическую — платформу для оппозиции».


Постсоветская теория права и наследие Октября

Публикуемый материал — тезисы выступления автора на XIII международной конференции «Современное российское право: взаимодействие науки, нормотворчества и практики» (секция «Теоретические основания нормотворческой и правоприменительной деятельности: проблемы и перспективы»), прошедшей на базе МГУ и МГЮА в ноябре 2017 г.

«Чрезвычайно богатый и сложный опыт революции и возникшего в 1917 г. нового социально-исторического организма академическая юриспруденция, в том числе стараниями теоретиков права, до сих пор настойчиво пытается уложить в прокрустово ложе “неправового строя”. Тут и там слышны обличительные голоса рассуждающих о своего рода правовом грехопадении, которое по вине безответственных радикалов и ущербного правосознания масс на семь десятилетий выбило “историческую Россию” из русла нормального эволюционного развития. С завидным, хотя и саморазоблачительным упорством в течение четверти века теоретики права навязывали и продолжают навязывать в качестве универсальной для понимания Октября идейной матрицы дискурс “законности” и “правового государства”, не отдавая, вероятно, себе отчета в том, что это язык мелкобуржуазного филистера, главным, а зачастую и единственным интересом которого является стабильность и прочность его частного существования и его “священных” прав частного собственника, покоящихся на разных формах социальной несправедливости».

К еврейскому вопросу

К 200-летию со дня рождения Карла Маркса на сайте размещена одна из ранних программных работ мыслителя — «К еврейскому вопросу», посвященная диалектике религиозной, политической и человеческой эмансипации. В статье разрабатываются некоторые ключевые положения марксовой радикальной критики права, в том числе критика буржуазной идеологии прав человека и законности.

«Следовательно, ни одно из так называемых прав человека не выходит за пределы эгоистического человека, человека как члена гражданского общества, т. е. как индивида, замкнувшегося в себя, в свой частный интерес и частный произвол и обособившегося от общественного целого. Человек отнюдь не рассматривается в этих правах как родовое существо, — напротив, сама родовая жизнь, общество, рассматривается как внешняя для индивидов рамка, как ограничение их первоначальной самостоятельности. Единственной связью, объединяющей их, является естественная необходимость, потребность и частный интерес, сохранение своей собственности и своей эгоистической личности. (…)

Беспочвенный закон еврея есть лишь религиозная карикатура на беспочвенную мораль и право вообще, на формальные лишь ритуалы, которыми окружает себя мир своекорыстия.

Также и в этом мире своекорыстия высшим отношением человека является определяемое законами отношение, отношение к законам, имеющим для человека значение не потому, что они — законы его собственной воли и сущности, а потому, что они господствуют и что отступление от них карается.

Еврейский иезуитизм, тот самый практический иезуитизм, который Бауэр находит в талмуде, есть отношение мира своекорыстия к властвующим над ним законам, хитроумный обход которых составляет главное искусство этого мира.

Самое движение этого мира в рамках этих законов неизбежно является постоянным упразднением закона».

Проблема достоинства человека в трудах К. Маркса и ее парадоксы

На сайте размещена небольшая статья философа Виктора Вазюлина, в которой затрагиваются важные аспекты марксистского понимания прав человека. В центре внимания автора — конкретное содержание субъективных прав при капитализме, их неприглядная обратная сторона, вытекающая из отношений частной собственности.

«На примере наиболее радикальной и последовательной, наиболее откровенной буржуазной конституции — конституции Великой буржуазной революции — К. Маркс доказывает, что основные права человека — свобода, равенство, собственность (т. е. частная собственность) — есть права обособленных друг от друга эгоистических индивидов, права своекорыстия, что эти права отражают положение изолированных индивидов, которые относятся к другим индивидам, к обществу и к общности как к средству для удовлетворения своих целей, своих потребностей, как к отчужденным от себя».

Речь Андрея Ивановича Желябова на процессе по делу о 1 марта 1881 г.

136 лет назад, 26-29 марта 1881 года состоялся «процесс первомартовцев» — суд над народовольцами Андреем Желябовым, Софьей Перовской, Николаем Кибальчичем, Гесей Гельфман, Тимофеем Михайлов, Николаем Рысаков, которые организовали и 1 марта 1881 года осуществили убийство Александра II (также причастные к покушению Игнатий Гриневицкий и Николай Саблин не дожили до суда). Все обвиняемые были приговорены к смертной казни и повешены (Г. Гельфман, которой казнь была сначала отсрочена, а затем заменена вечной каторгой, умерла в тюрьме).

На сайте размещена речь Андрея Желябова на суде — он, хотя и был арестован до акта цареубийства, потребовал приобщить его дело к делу товарищей. От услуг судебного защитника Желябов отказался.

Материал взят с сайта «VIVOS VOCO» — одного из первых и лучших просветительских ресурсов Рунета.


«Итак, мы, переиспытав разные способы действовать на пользу народа, в начале 70-х годов избрали одно из средств, именно положение рабочего человека, с целью мирной пропаганды социалистических идей. Движение крайне безобидное по средствам своим, и чем оно окончилось? Оно разбилось исключительно о многочисленные преграды, которые встретило в лице тюрем и ссылок. Движение, совершенно бескровное, отвергающее насилие, не революционное, а мирное, было подавлено. Я принимал участие в этом самом движении, и это участие поставлено мне прокурором в вину. Я желаю выяснить характер движения, за которое несу в настоящее время ответ».

Христос и мы

Едва ли можно найти что-либо более далекое и чуждое друг другу, чем Октябрьская революция и христианство, — в этой мысли едины и вульгарные «марксисты», отрицающие актуальную ценность христианских идей и христианской культуры, и «православные», «католические» и т. п. мещане, все христианство которых сводится к формальной атрибутике, пошлым рождественским картинкам в Facebook, приверженности патриархальным семейным «ценностям», показной благотворительности и торгашеским отношениям со своими «святыми».

Почему такой взгляд ложен и в чем состоит затемняемая в любом классовом обществе глубокая истина христианства — читайте в этом небольшом тексте Андрея Платонова, звучащем как восхитительный евангельский стих.

«Не вялая, бессильная, бескровная любовь погибающих, а любовь-мощь, любовь-пламя, любовь-надежда, вышедшая из пропасти зла и мрака, — вот какая любовь переустроит, изменит, сожжет мир и душу человека.

Пролетариат, сын отчаяния, полон гнева и огня мщения. И этот гнев выше всякой небесной любви, ибо только он родит царство Христа на земле.

Наши пулеметы на фронтах выше евангельских слов. Красный солдат выше святого.

Ибо то, о чем они только думали, мы делаем.

Люди видели в Христе бога, мы знаем его как своего друга.

Не ваш он, храмы и жрецы, а наш. Он давно мертв, но мы делаем его дело — и он жив в нас».

За что я люблю народовольцев

Ко дню рождения Софьи Перовской на сайте размещена небольшая, но важная статья Николая Алексеевича Троицкого «За что я люблю народовольцев». Изложенная в ней позиция идет вразрез с одним из влиятельных трендов «деидеологизированной» постсоветской истории государства и права, который нередко находит горячее сочувствие и в обывательском сознании юриста, — изображением народовольцев как безответственных и агрессивных нигилистов-утопистов, препятствовавших своими чудовищными акциями нормальному эволюционному развитию российского общества и становлению «правового государства», а борьбы с ним — как исторически оправданной деятельности государственной власти во восстановлению законности и правопорядка.

«Свою статью о народовольцах адвокат Кучерена назвал “Когда люди плачут  — желябовы смеются”. Это — цитата из обвинительной речи Муравьева по делу 1 марта. Самоотверженные борцы против тирании для Кучерены — нелюди, “преступная шайка маргинализированных элементов”, а “мерзавец Муравьев” — герой, “великий русский юрист”. Тем самым Кучерена не только противопоставил себя корифеям отечественной адвокатуры, таким, как В. Д. Спасович и Д. В. Стасов, Ф. Н. Плевако и Н. П. Карабчевский, А. И. Урусов и С. А. Андреевский, В. И. Танеев и П. А. Александров, которые защищали идеалы и самые личности народников. Он, как и его единомышленники — историки, беллетристы, режиссеры, — противопоставляет фактам и документам лишь дилетантский “клеветон” с конъюнктурным “фимиазмом”. А я верую: тот, кто знает историю “Народной воли”, кто прочтет хотя бы судебные речи и предсмертные письма ее героев, не сможет бросить в них камнем — рука не поднимется. Да и совесть не позволит».

Как поп работницу нанимал, или О свободе трудового договора в начале XX века

Полагаем, этот текст Марии Беловой, недавно опубликованный в блоге автора на сайте zakon.ru, может несколько скорректировать в глазах неискушенного, но непредвзятого читателя ту благостную картину дореволюционного российского правопорядка и его трагической гибели, которая получила широкое распространение в современной российской академической юриспруденции, а также правой и праволиберальной публицистике.

«... заслуживают внимания рассуждения Каминки о причинах, которые побуждают законодателя столь нерешительно и неохотно вмешиваться в сферу отношений между наймодателем и наемным работником: “Быть может, порой законодатель обнаруживает излишнюю осторожность и излишнее стремление сохранить принцип договорной свободы сторон там, где он и сам сознает необходимость вмешательства”. (...)

И сам профессор, и все его коллеги, и тот самый нерешительный законодатель уже сидят на тикающей бомбе. Низы уже не могли. Верхи не хотели.

С высоты наших знаний о том, что произойдет дальше, мы ответим в тон профессору — быть может. Только, если стоять на позициях, что нормальный отдых, отпуск, больничные, право на выходное пособие, специальные правила охраны труда женщин и детей служащим ни к чему, а 14-часовой рабочий день — в самый раз, и надеяться на то, что мудрые законы рынка сами все расставят по местам, оно ведь и рвануть может. И таки рванет».

Экология права: На пути к правовой системе, согласующейся с природой и коммунальностью // Фритьоф Капра, Уго Маттеи

В последние годы научная парадигма претерпела качественный сдвиг: от восприятия окружающего мира как своего рода космической машины — к пониманию его как сети сложно взаимодействующих сообществ. В то же время юриспруденция сохраняет приверженность механистическому, свойственному 17 веку представлению, согласно которому мир состоит из разрозненных дискретных частей. В результате теория права фокусируется на этих обособленных частях и игнорирует более общую картину, — к примеру, продвигает права индивидуальных частных собственников в ущерб общественным интересам.

О марксистской критике права

В постсоветской общей теории права, многие авторитетные представители которой некоторое время назад осуществили скачок из «марксоидной» юриспруденции в разного рода «постклассические» и «постнеклассические» «парадигмы», дающие право по своему вкусу готовить из любого подручного материала эклектическую кашу и подменять научное исследование существующей политико-правовой реальности поисками априорных начал, универсальных принципов и духовных скреп правопорядка, широко бытует представление о том, что марксистское правопонимание в западной науке второй половины XX — начала XXI века не только не котируется, но вообще отсутствует как актуальное направление.

Публикуемая статья Роберта Файна и Сола Пиччиотто из знаменитого «Руководства для критических юристов» («The Critical Lawyers' Handbook», 1992 г.) — одно из доказательств того, насколько далеко это представление от реальности.

Редакция «Критики права» благодарит авторов за согласие на републикацию текста.

«Либеральные правовые формы имеют своим основанием по видимости свободных и равных юридических субъектов, единообразно применяемые нормы, беспристрастное судопроизводство, разделение прескриптивной и правоприменительной деятельности, функционирующих на представительной основе законодательных учреждений и профессиональной государственной службы. За этими беспристрастными на вид правовыми формами скрываются, однако, крайне авторитарные и техницистские формы судопроизводства, правоприменения и законодательной деятельности. (…)

Критический марксизм в равной мере обращается и к содержанию объективного права, поскольку структурно оно ориентировано на защиту прав собственности владельцев капитала, будь то частного или государственного, и против субъективных прав рабочих. Проблема правовых форм регулирования общественных отношений как таковая состоит в том, что они отсылают только к правам, а не к потребностям людей. Общество, имеющее своим фундаментом реализацию индивидуальных и социальных потребностей, не будет регулироваться способами, распознаваемыми с точки зрения буржуазных правовых форм. (…)

Правовую ангажированность следует рассматривать как существенный аспект более широкой социальной борьбы, и правовые тактики и стратегии должны быть соотнесены с другими формами организации и действия. Взятые сами по себе, юридические процессы могут вызывать рознь и ослаблять социальную солидарность. Однако нельзя избегать правовых форм, поскольку право служит и средством защиты, и способом обобщения достижений той или иной частной борьбы. Зачастую не существует иного пути для преодоления сектантства, чем через легализацию прав, которые завоевываются определенными социальными группами в специфических обстоятельствах».