Критика права
 Наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция 

правовое государство

Правовое государство vs архаизация права (к вопросу о специфике правовой формы зависимого периферийного капитализма)

Крушение надежд на то, что после распада СССР в России возможно формирование «правового государства» западного образца, в отечественной мейнстримной теории права до сих пор остается предметом идеалистических спекуляций. По убеждению автора, ортокапиталистическая форма «правового государства» не имела шансов утвердиться в постсоветском обществе в силу объективных причин, обусловленных спецификой российского капитализма: его периферийный и зависимый характер, его социально-экономический базис и специфическая социально-классовая структура, с одной стороны, с необходимостью обусловили отторжение наиболее развитых буржуазных правовых форм, к числу которых относится и форма «правления права», с другой — предопределили возрождение некоторых «архаических» правовых форм, которые присущи обществам добуржуазного типа.

«Правопорядок стран зависимого периферийного капитализма не лечится ни проповедью правомерного поведения, ни полицейской дубинкой — завинчиванием разного рода гаек и усилением разного рода “скреп” и властной вертикали, ни формально-юридическими рецептами, в том числе благими пожеланиями конкретизировать и максимально согласовывать позитивное право на национальном и международном уровне. Как тоже уже показала практика, не лечится он и вливанием денег в проекты “правления права”. История XX века, прежде всего история Октябрьской революции, других успешных антипаракапиталистических революций (термин Ю. И. Семенова), подсказывает, что такого рода регресс и архаизация преодолеваются исключительно неким довольно радикальным перераспределением основных социальных капиталов — собственности на средства производства, политической власти и знания. Как минимум необходимо сглаживание социально-экономического неравенства, необходим курс на социализацию частной собственности и радикальную демократизацию политической и общественной жизни — это единственный эффективный рецепт преодоления той правовой неопределенности, которая служит интересам привилегированного меньшинства».

Маркс и гегелевская философия права (о вновь опубликованной работе Маркса)

По случаю дня рождения Гегеля на сайте размещена статья Исаака Разумовского «Маркс и гегелевская философия права», посвященная разбору впервые опубликованной в раннесоветской России на русском языке работе К. Маркса «Критика гегелевской философии права». Автор рассматривает основные положения государственно-правовой философии Гегеля, акцентируя внимание на его «методе» и «системе», существенном различии в понимании «противоположности» и «противоречия», а также антагонизме гражданского общества и государства у Гегеля и Маркса.

«Гегель критикует, как «неразумную» форму, «непосредственное участие всех в обсуждении и решении общих государственных дел». Он исходит здесь из исторических, эмпирических условий современного «государственного формализма». Действительная альтернатива — по словам Маркса — здесь такая: «отдельные лица это делают как все или отдельные лица это делают как немногие, как не все». Но самый вопрос этот, «все ли в отдельности должны принимать участие в обсуждении и решении всеобщих дел государства» — этот вопрос может возникнуть лишь на почве отрыва политического государства от гражданского общества. Маркс разрешает его диалектически: «в действительно-разумном государстве — говорит он — можно было бы ответить: «не все в отдельности должны участвовать в обсуждении и решении общих государственных дел, ибо отдельные лица — как «все», т. е. внутри общества, и как члены общества — уже участвуют в обсуждении и решении общих государственных дел. Не все в отдельности, а отдельные лица, как «все».

Права человека и правовое государство с позиции марксизма: общее и особенное

Ко Дню прав человека (отмечается во всем мире 10 декабря: 70 лет назад — в 1948 г.  — в этот день Генеральная Ассамблея ООН приняла Всеобщую декларацию прав человека) на сайте размещена заметка Зарианны Соломко, посвященная некоторым аспектам марксистской критики современной идеологии прав человека и правового государства. Текст представляет собой тезисы выступления автора на конференции «Обеспечение прав и свобод человека в современном мире» (МГУ — МГЮА, Москва, 2016 г.).

«И, наконец, есть еще одна важная истина, которая была не только теоретически обоснована, но и широко апробирована именно марксизмом и которая всячески затемняется в мейнстримных концепциях прав человека: реальные права человека не рождаются из заклинаний и сетований, не даруются милостивой властью и не приходят сами собой как награда за покорность и терпение, а становятся результатом организованной, сознательной и бескомпромиссной классовой борьбы, которая во многих случаях с необходимостью предполагает действия contra legem.

Если теоретики права шарахаются от этих истин в кусты, как пугливые зайцы, или старательно затемняют их всякими неклассическими и постклассическими дискурсами, то они должны быть готовы к тому, что рано или поздно народ, который содержит их за свой счет и рассчитывает узнать от них правду о правах человека, перестанет вести себя как поселянин из кафкианской «Притчи о вратах закона», и обойдется с ними, как некогда средневековые крестьяне обходились с иными представителями юридического сословия, твердо стоявшими на почве своего сакрального права».

По ту сторону разбитых витрин

На сайте опубликована заметка Карла Лебта (Германия) о протестах в Гамбурге против саммита «Большой двадцатки». Автор обращает внимание на ряд знаковых деталей этих событий, их превратное освещение постсоветскими новостными порталами и на проявившиеся в протестах уязвимые стороны левого движения.

«Журналисты даже центристских журналов и газет, известных неприязнью к левым (например, “Bild”), отмечают, что полиция агрессивна даже в отношении журналистов, общественное ТВ NDR отмечает, что не было зафиксировано ни одного серьезного акта насилия со стороны демонстрантов, при этом Deutschlandfunk приводит свидетельства о том, что именно полиция запустила и спровоцировала волну насилия. (...)

С другой стороны, данные беспорядки показали слабость левых перед мнимыми и действительными угрозами со стороны как существующего полицейского режима, так и со стороны маргиналов, которые могут внести свою лепту в дискредитацию левых протестов. При отсутствии внятной политической программы, слабой координации действий подобные промахи могут быть роковыми даже для нынешнего состояния левого движения в Германии».

Исключительное положение

Владимир Матвеевич Гессен — известный дореволюционный российский правовед и политический деятель либерального направления. Его монография об исключительном положении, знакомая сегодня, к сожалению, только довольно узкому кругу специалистов, развенчивает мифы о формировавшемся или даже якобы существовавшем в дореволюционной России цивилизованном «правовом государстве» и приверженности «идее права» как основе государственной политики пореформенного периода.

Книга построена на анализе обширного правового материала и представляет большую ценность для понимания того, каким был в действительности тот российский правопорядок конца XIX — начала XX века, который ныне так воспевают в качестве достойного образца для подражания недобросовестные либеральные и консервативные идеологи, противопоставляющие его советскому «правовому произволу» и «гибели права» после Октября 1917 г.

«В этом сопоставлении — вся история нашего законодательства о борьбе с крамолой; в нем — величайшая трагедия русской государственной и общественной жизни. Будущий историк, — если он захочет объективно разобраться в бесконечно сложных событиях пережитой нами эпохи,если он захочет понять непримиримую ненависть и безумное ожесточение масс, на почве которых создалась анархия кровавого террора, — этот историк, разумеется, вспомнит, что то поколение, на долю которого выпала тяжелая историческая задача обновления государственного уклада России, является больным, политически и морально развращенным поколением, — поколением, которое не видало иного государственного порядка, кроме порядка чрезвычайных, исключительных по своей жестокости, полицейских мер и «лишь по книгам знает об общих законах Российской Империи»...

Для того, чтобы составить себе хотя бы приблизительное представление о той роли, какую сыграло в общественной жизни России Положение 14 августа, достаточно остановиться на следующих — красноречивых и страшных в своей простоте — исторических фактах.

4 сентября 1881 г. в состоянии усиленной охраны объявлены губернии: Петербургская, Московская, Харьковская, Полтавская, Черниговская, Киевская, Волынская, Подольская, Херсонская, и Бессарабская; градоначальства: Одесское, Таганрогское и Керчь-Еникальское; уезды: Симферопольский, Евпаторийский, Ялтинский, Феодосийский, Перекопский и гор. Бердянск Таврической губернии; город Воронеж с уездом, города Ростов-на-Дону и Мариуполь Екатеринославской губернии, — а с 1882 г. и гор. Николаев. До 1905 г., т. е. до начала революционной эпохи, в состоянии усиленной охраны остаются непрерывно в течение 24 лет губернии: Петербургская, Московская, Харьковская, Киевская, Волынская и Подольская; градоначальства: Одесское и Таганрогское; города: Ростов-на-Дону и Николаев. В 1901 г., при первых признаках надвигающейся революции, усиленная охрана охватывает почти всю Россию; так, уже в 1901 г. она вводится почти одновременно в губерниях: Полтавской, Самарской, Виленской, Владимирской, Лифляндской, Минской, Могилевской, Витебской, Гродненской, Казанской, Ярославской, Томской, Нижегородской, Саратовской, Тифлисской, Бакинской и Бессарабской.

Само собою понятно, что усиленной охране не удается остановить революционной волны. В 1905 г. усиленная охрана уступает место чрезвычайной охране и военному положению. И что всего знаменательнее, чрезвычайная охрана и военное положение прежде всего вводятся именно в тех губерниях, которые в течении 25 лет непрерывно охранялись от революции усиленной охраной, — в губерниях Петербургской, Московской, Харьковской, Киевской, в градоначальствах: Одесском и Николаевском, в области Войска Донского...

Можно ли найти лучшее доказательство совершенного бессилия усиленной охраны как нормального и длительного средства политической профилактики?!

В настоящее время исключительное положение, в той или иной его форме, действует в России повсеместно. Будучи исключительным по характеру полномочий, предоставляемых им администрации, исключительное положение является нормальным и общим режимом управления по пространству своего действия и продолжительности своего применения. Именно потому вопрос об исключительном положении — de lege lata и de lege ferenda — является одним из наиболее важных вопросов политической жизни России».

Верховенство бесправия. Рассуждения о миражах и препятствиях демократии

Кандидат юридических наук Роман Рувинский — о роли права и правовой идеологии в современном мировом порядке:

«Право, абстрактный Закон с большой буквы, сегодня выступает в качестве одного из мощнейших и влиятельнейших идеологических концептов, служащих основанием и оправданием сомнительных политических практик, выражающихся в лишении собственности целых народов и социальных слоев, принуждении формально суверенных государственных образований к принятию тех или иных решений либо к отказу от тех или иных действий, наконец, в затыкании ртов оппозиции внутри национальных границ. То внимание, которое уделяется правящими классами этой в высшей степени относительной идее, хорошо видно в артикуляции ими таких идеологем, как «верховенство права»/«правовое государство» (rule of law, Rechtsstaat) и специфически российская «диктатура закона». Будучи не чем иным, как химерами буржуазной государственности, эти идеологемы активно используются для репрезентации интересов вполне определенных социальных групп в качестве общесоциальных, нейтральных, рациональных, а соответствующего социального порядка — в качестве предназначенного на вечные времена».

Как поп работницу нанимал, или О свободе трудового договора в начале XX века

Полагаем, этот текст Марии Беловой, недавно опубликованный в блоге автора на сайте zakon.ru, может несколько скорректировать в глазах неискушенного, но непредвзятого читателя ту благостную картину дореволюционного российского правопорядка и его трагической гибели, которая получила широкое распространение в современной российской академической юриспруденции, а также правой и праволиберальной публицистике.

«... заслуживают внимания рассуждения Каминки о причинах, которые побуждают законодателя столь нерешительно и неохотно вмешиваться в сферу отношений между наймодателем и наемным работником: “Быть может, порой законодатель обнаруживает излишнюю осторожность и излишнее стремление сохранить принцип договорной свободы сторон там, где он и сам сознает необходимость вмешательства”. (...)

И сам профессор, и все его коллеги, и тот самый нерешительный законодатель уже сидят на тикающей бомбе. Низы уже не могли. Верхи не хотели.

С высоты наших знаний о том, что произойдет дальше, мы ответим в тон профессору — быть может. Только, если стоять на позициях, что нормальный отдых, отпуск, больничные, право на выходное пособие, специальные правила охраны труда женщин и детей служащим ни к чему, а 14-часовой рабочий день — в самый раз, и надеяться на то, что мудрые законы рынка сами все расставят по местам, оно ведь и рвануть может. И таки рванет».

Юрий Семенов — Интервью для «Критики права»

Историк и философ Юрий Иванович Семенов — о марксистском понимании права, правовом государстве, российской Конституции, политаризме, клептокапитализме, «болотных» протестах, стратегии левых и многом другом — в интервью для «Критика права». Интервью взято в феврале 2014 г.

«Нынешнее наше государство, конечно, не правовое: на высших российских чиновников никакие правовые нормы реально не распространяются, как и на тех людей, которые могут откупиться. У нас существует два слоя людей: люди, которые обязаны соблюдать нормы, и люди, которые могут наплевать на все нормы, которые могут ни с чем не считаться. И, скажем, те же Сердюков, Васильева — они так нагло, бесстыдно воровали, потому что знали: ничего не будет, они находятся вне пределов действия законов, законы — это для быдла. Карают людей, исполняющих законы, — ради того, чтобы спасти от ответственности эту касту неприкасаемых. Какие решения в таком обществе принимает суд? Если в дело вмешивается высшая власть, она дает указание, какой приговор должен быть вынесен, то есть действует то самое «телефонное право» — оно было при советской власти, а сейчас еще в большей степени распространено. Раньше была «власть власти», а теперь есть еще и «власть денег»: всегда можно купить судью, можно купить крупного чиновника, который даст указание, обязательное для судьи.

И дело-то ведь в чем: в западных обществах тоже есть коррупция, но там она — отклонение от нормы, преступление, хотя нередко преступники и там избегают наказания, а у нас коррупция — обыденное явление, все наши чиновники сплошь коррумпированы, более того — если попадается честный чиновник, его выживают: он опасен, он враг. Коррупция проникает всюду, именно она обеспечивает, с одной стороны, эту полную безнаказанность тех людей, которые принадлежат к этой господствующей касте.

С другой стороны, коррумпированные суды используют для расправы над неугодными людьми».