Критика права
 Наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция 

История права и государства

М. Н. Покровский как историк права (К 60-летию со дня рождения)

152 года назад, 17 (29) августа 1868 г., родился историк-марксист Михаил Николаевич Покровский. Будучи одним из наиболее ярких представителей раннесоветской исторической науки, Покровский в своих исследованиях неоднократно обращался к проблеме сущности, источников и закономерностей развития государства и права. Его идеи были востребованы теоретиками права в раннем СССР, однако после разгрома марксистской теории права и политической кампании против «школы Покровского» в 30-е годы имя ученого в академической юриспруденции незаслуженно было предано забвению, и в сознании просвещенного отечественного юриста фамилия «Покровский» сегодня ассоциируется исключительно с дореволюционным цивилистом И. А. Покровским. Ко дню рождения историка в библиотеке сайта размещена обзорная статья Исаака Разумовского, посвященная вкладу Покровского в науку о праве и государстве.

«Таким образом, и основное, идущее от философии государственного права, течение русской историографии, и якобы “враждебная” ему группа историков-юристов — оба эти течения, занимавшиеся историей права, лишь в большей или меньшей степени выявляли все характерные черты того, что мы называем юридическим воззрением на общество. Вся реальная история с ее экономическим и классовым содержанием выхолащивалась в свете этого метода и превращалась в сплошную историю права, творимого государством. Борьба с юридической идеологией, с юридическим методом в сфере историографии была поэтому совершенно необходимой составной частью общей борьбы за проникновение материализма в историческую науку.

Но если русская история перестает отныне быть только историей права и государства, то это отнюдь не значит, что материалистическая точка зрения в истории вовсе отбрасывает или игнорирует свойственные историческому развитию правовые моменты. Напротив того: только в борьбе с государственно-юридической идеологией тем самым и создается подлинная марксистская история права. Но эта история предстает перед нами в совершенно новом аспекте: как история политических и правовых форм, обусловливаемых развитием экономического и классового содержания».

О революционных моментах в истории английского государства и английского права

«Критика права» возобновляет регулярное пополнение библиотеки: на сайте размещена статья Евгения Пашуканиса «О революционных моментах в истории английского государства и английского права». По убеждению автора, подлинная природа государственных учреждений и правовых институтов наиболее отчетливо обнаруживается в революционные периоды, когда на смену старому общественному строю приходит новый, но именно этим революционным процессам буржуазная историко-правовая наука традиционно уделяет меньше всего внимания и освещает их наименее объективно.

«Значение величайших общественных сдвигов, какими являются революции, не ограничивается, разумеется, непосредственными, наглядно выраженными завоеваниями в виде новых учреждений и новых должностей. Мы знаем теперь, что и реформы старых учреждений являются часто только побочными продуктами революций. Революции являются узловыми пунктами в общественном развитии, которое предопределяется ими на столетия вперед. Революции — это, по известному выражению Маркса, локомотивы истории, причем их движущая сила тем значительнее, чем более глубокие народные массы приняли в них участие. Для буржуазного мышления характерна противоположная точка зрения. Чем больше данное движение захватывает общественные низы, тем сильнее стремление идеологов буржуазии изобразить его слепым, бесплодным возмущением, которое только разрушает, но ничего не создает; тем усерднее стараются они изолировать эту эпоху, изобразить ее как период “безумия”, который не связан органически с последующим развитием. «Когда история движется с быстротой гужевой перевозки — это сам разум и сама планомерность. Когда народные массы сами, со всей своей девственной примитивностью, простой грубоватой решительностью начинают творить историю, воплощать в жизнь прямо и немедленно “принципы и теории”, тогда буржуа чувствует страх и вопит, что “разум отступает на задний план”» (Ленин, VII, стр. 130). Этот подход преследует вполне определенную цель, а именно: убить в зародыше всякую революционную традицию, изгладить в сознании народных масс всякое воспоминание о том периоде, когда новые формы отношений, новые формы власти создавались под непосредственным натиском самих этих масс».

Октябрьская революция — исторический баланс достижений

Ко дню рождения В. И. Ленина на сайте размещена статья Юрия Шахина, посвященная итогам Октябрьской революции. Особое внимание автор уделяет политическим и правовым итогам, которые игнорируются или серьезно недооцениваются мейнстримной историей государства и права постсоветского периода. Автор полагает, что буржуазно-демократические преобразования стали основным историческим достижением Октябрьской революции, — по убеждению нашей редакции, и реальность, и незавершенность буржуазно-демократических преобразований в СССР находились в диалектической связи с только начатой, противоречивой, дискретной, но реальной социалистической историей (в том числе в экономике, культуре, образовании и воспитании, общественной жизни), которая стала возможной благодаря Октябрю.

«Менее очевидны, но не менее прочны другие социально-экономические изменения революционной эпохи: идея и практика государственного регулирования экономики, ограничения свободного рынка и частной собственности ради интересов общества, развитие фонда общественного потребления, принцип участия рабочих в управлении предприятиями, идея планирования. Конечно, с тех пор неоднократно менялись формы и цели применения всех этих идей, но сама допустимость и возможность их использования была поставлена на повестку дня именно революцией. Далеко не все из этих идей дожили до наших дней в бывших союзных республиках, но многие из них были усвоены и применены за рубежом, где используются по сей день».

Записка, составленная деятелями научных и высших учебных учреждений в январе 1905 г.

К Татьяниному дню: в библиотеке «Критики права» размещена записка, составленная и подписанная в первых числах января 1905 г. представителями научных и высших учебных учреждений Петербурга и других городов, которую предполагалось огласить на несостоявшемся банкете 12 января 1905 г. в честь 150-летия Московского университета (опубликована в газете «Право»). Подписали записку 342 человека, в том числе: членов академии наук — 16, профессоров и адъюнкт-профессоров — 125, доцентов, преподавателей, ассистентов и лаборантов — 201.

Этот документ свидетельствует, с одной стороны, о сущностном сходстве систем образования двух зависимых периферийно-капиталистических обществ — дореволюционной и современной России, с другой — о том, что в дореволюционной России начала XX в. было не в пример больше живых сил, необходимых для осуществления назревших общественных преобразований.

«По самому характеру своего призвания высшая школа должна подготовлять деятелей, сознательно и правдиво относящихся к окружающей действительности; между тем необходимая для осуществления этой ответственной задачи свобода исследования и преподавания настолько отсутствует, что даже чисто ученая и преподавательская деятельность не гарантирована от административных воздействий. (…) Целым рядом распоряжений и мероприятий преподаватели высших школ низводятся на степень чиновников, долженствующих слепо исполнять приказания начальства. При таких условиях неизбежно понижение научного и нравственного уровня профессорской коллегии, неизбежна и та потеря уважения и доверия к учителям, которая является роковою для современной жизни наших высших учебных заведений.

Наш школьный режим представляет собою общественное и государственное зло: попирая авторитет науки и задерживая ее развитие, он вместе с тем оказывается бессильным осуществить великие задачи просвещения и обеспечить народу широкое развитие его духовных сил. Наука может развиваться только там, где она свободна, где она беспрепятственно может освящать самые темные углы человеческой жизни. Где этого нет, там и высшая школа, и средняя, и начальная должны быть признаны безнадежно обреченными на упадок и прозябание.

Угрожающее состояние отечественного просвещения не дозволяет нам оставаться безучастными и вынуждает нас заявить наше глубокое убеждение, что академическая свобода несовместима с современным государственным строем России. Для достижения ее недостаточны частичные поправки существующего порядка, а необходимо полное и коренное его преобразование».

Федор Никифорович Плевако
(1842 — 1908)

Библиотека «Критики права» пополнилась текстом Николая Алексеевича Троицкого из книги «Корифеи российской адвокатуры» — «Федор Никифорович Плевако».

Федор Никифорович Плевако, — пожалуй, самый известный российский адвокат, еще при жизни заслуженно пользовавшийся большим народным уважением и любовью. Сторонясь — после выдвинутых против него в юности политических обвинений — политических дел в узком смысле, он многократно выступал в процессах по делам с политическим оттенком, отстаивая интересы подсудимых независимо от их сословной принадлежности. В лучших традициях старой российской адвокатуры Плевако уделял особое внимание выявлению социальной обусловленности деяний своих подзащитных.

«Весной 1879 г. крестьяне с. Люторичи Тульской губернии взбунтовались против их закабаления соседним помещиком, московским губернским предводителем дворянства в 1875 — 1883 гг. графом А. В. Бобринским (из рода Бобринских — от внебрачного сына императрицы Екатерины II А. Г. Бобринского). Бунт был подавлен силами войск, а его «подстрекатели» (34 человек) преданы суду по обвинению в «сопротивлении властям». Дело рассматривала Московская судебная палата с сословными представителями в декабре 1880 г. Плевако взял на себя не только защиту всех обвиняемых, но и «расходы по их содержанию в течение трех недель процесса». Его защитительная речь прозвучала грозным обвинением власть имущих в России. Определив положение крестьян после реформы 1861 г. как «полуголодную свободу», Плевако с цифрами и фактами в руках показал, что в Люторичах жизнь стала «во сто крат тяжелее дореформенного рабства». Хищнические поборы с крестьян так возмутили его, что он воскликнул по адресу гр. Бобринского и его управляющего А. К. Фишера: «Стыдно за время, в которое живут и действуют подобные люди!» Что касается обвинения его подзащитных в подстрекательстве бунта, то Плевако заявил судьям: «Подстрекатели были. Я нашел их и с головой выдаю вашему правосудию. Они — подстрекатели, они — зачинщики, они — причина всех причин. Бедность безысходная, <…> бесправие, беззастенчивая эксплуатация, всех и вся доводящая до разорения, — вот они, подстрекатели!»

Николай II — невинная жертва?

18 лет назад, 20 августа 2000 г., РПЦ нарекла Николая II святым страстотерпцем. В постсоветский период представители высших политических кругов России также неоднократно расписывались в своей любви к последнему российскому императору и давали понять, что их представления о социальном идеале прямо соотносятся с «исторической Россией» конца XIX — начала XX вв. Столетняя дата со дня расстрела царской семьи была раздута провластными СМИ до масштабов дня национальной скорби, а некоторое время спустя по сети разошлось высказывание Д. Н. Пескова, представителя дирекции «Агентства стратегических инициатив» (структура, созданная правительством РФ для продвижения его стратегии в экономической и социальной сферах, председателем наблюдательного совета является В. Путин), подтверждающее намерение власти восстанавливать некие дореволюционные порядки. Давно ностальгирует по дофевральской России и официозная юриспруденция. В этих условиях мы считаем важным распространять правдивую информацию о личности и деяниях Николая II — политика, и формально-юридически, и фактически ответственного за доведение страны до того катастрофического состояния, в котором она оказалась накануне революций 1917 года. Этой теме посвящена статья главного редактора журнала «Скепсис» Сергея Соловьева.

«С моей точки зрения, в смерти царских детей виновны прежде всего не большевики, не Ленин, Троцкий и Свердлов и даже не исполком Уральского областного совета, принявший решение о расстреле 17 июля. В смерти своих детей более всех виновен сам Николай Александрович Романов, который сумел возбудить в народе такую ненависть и презрение, что этому народу оказалось — в лучшем случае — наплевать на произошедшее в Ипатьевском доме. Как уже говорилось, многие рабочие Урала требовали расстрела Николая II с момента его появления в Екатеринбурге. Ну, разумеется, это их “растлили” большевики и прочие революционеры, а вовсе не та царская политика, о которой писал цитированный выше Лев Николаевич Толстой. (…)

Нынешние пропагандисты — в рясах и без — хотят, чтобы граждане России забыли о преступлениях монархии, о том, что Февральская революция скинула монархию “как пушинку с рукава” за считаные дни не по причине мифических заговоров масонов, евреев и революционеров на английские (немецкие) деньги, а именно потому, что к 1917 году защищать монархию Николая Романова не хотел уже почти никто».

Советская конституция

19 июля 1918 года вступила в силу первая советская конституция (Конституция РСФСР), принятая 10 июля того же года. В работе над проектом этого документа принимали участие в том числе такие известные ученые, как М. Н. Покровский, М. А. Рейснер, П. И. Стучка. Первым разделом Конституции 1918 г. стала написанная Лениным Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа.

Выступая на VI Всероссийском чрезвычайном съезде Советов, Ленин так говорил об этом нормативно-правовом акте: «Мы знаем, что эта Советская конституция... не выдумана какой-нибудь комиссией, не сочинена юристами, не списана с других конституций. В мире не бывало таких конституций, как наша. В ней записан опыт борьбы и организации пролетарских масс против эксплуататоров и внутри страны, и во всем мире».

В библиотеке «Критики права» размещен текст В. И. Ленина «Советская конституция», представляющий собой одну из частей его работы «Пролетарская революция и ренегат Каутский».

«...“Произвол”! Подумайте только, какая бездна самого грязного лакейства перед буржуазией, самого тупого педантства обнаруживается таким упреком. Когда насквозь буржуазные и большею частью реакционные юристы капиталистических стран в течение веков или десятилетий разрабатывали детальнейшие правила, написали десятки и сотни томов законов и разъяснений законов, притесняющих рабочего, связывающих по рукам и ногам бедняка, ставящих тысячи придирок и препон любому простому трудящемуся человеку из народа, — о, тогда буржуазные либералы и господин Каутский не видят тут “произвола”! Тут “порядок” и “законность”! Тут все обдумано и прописано, как можно “дожать” бедняка. Тут есть тысячи буржуазных адвокатов и чиновников (про них Каутский вообще молчит, вероятно, именно потому, что Маркс придавал громадное значение разбитию чиновничьей машины...), — адвокатов и чиновников, умеющих истолковать законы так, что рабочему и среднему крестьянину никогда не прорваться через проволочные заграждения этих законов. Это — не “произвол” буржуазии, это — не диктатура корыстных и грязных, напившихся народной крови эксплуататоров, ничего подобного. Это — “чистая демократия”, с каждым днем становящаяся все чище и чище.

А когда трудящиеся и эксплуатируемые классы, впервые в истории, отрезанные империалистской войной от своих зарубежных братьев, составили свои Советы, призвали к политическому строительству те массы, которые буржуазия угнетала, забивала, отупляла, и стали сами строить новое, пролетарское государство, стали в пылу бешеной борьбы, в огне гражданской войны намечать основные положения о государстве без эксплуататоров, — тогда все мерзавцы буржуазии, вся банда кровопийц, с их подпевалой, Каутским, завопила о “произволе”! Ну где же, в самом деле, этим неучам, рабочим и крестьянам, этой “черни” суметь истолковать свои законы? Где же им взять чувство справедливости, им, простым трудящимся, не пользующимся советами образованных адвокатов, буржуазных писателей, Каутских и мудрых старых чиновников?»

Владимир Данилович Спасович
(1829 — 1906)

Библиотека «Критики права» пополнилась текстом Николая Алексеевича Троицкого из книги «Корифеи российской адвокатуры» — «Владимир Данилович Спасович».

Лучшие представители «старой» дореволюционной российской адвокатуры были не только прекрасными знатоками права, но и людьми с развитым нравственным чувством, превыше всего в своей деятельности ставившими цель установления объективной истины, защиты интересов человеческой личности, свободы мысли и слова от властного произвола и беззакония. Именно эти качества отличали Владимира Даниловича Спасовича — адвоката, который и в век реакции не поступился своими принципами.

«Спасович всегда исходил из того, что судебное исследование “должно состоять в исследовании истины, например исследование историческое. Был факт в истории, из него возникла быль, сказание, легенда, которая составляет ходячее, хотя и превратное, представление о предмете: ложь перемешивается с истиной. Что делает историк? Он отрицает всю легенду, кропотливо восстанавливает истину по источникам и являет факт в новом виде”. Поэтому и “характер судебных речей”, по убеждению Спасовича, “зависит от того, какими взглядами руководится защитник,  — ставит ли он себе задачей лишь выиграть дело, победить противника, или исследовать истину».

Под знаком дела Бейлиса

В связи с раздуваемой сейчас в СМИ историей о возможном ритуальном убийстве царской семьи «Критика права» предлагает вспомнить, что тема ритуальных убийств неоднократно использовалась в дореволюционной России начала XX века черносотенными организациями и политиками для создания ложной политической повестки и стравливания между собой угнетенных низов, принадлежащих к разным национальностям, а фабрикация ритуальных процессов была одним из постыдных направлений деятельности царской юстиции. Обновление нашей Библиотеки — статья Льва Троцкого «Под знаком дела Бейлиса» — посвящена самому громкому из таких дореволюционных процессов.

«В анналах русского суда есть много постыдных страниц, а контрреволюционная эпоха была сплошь эпохой растления русской юстиции. Но мы не знаем ни одного процесса, где бы люмпен-бюрократическая низость той клики, которая управляет судьбами 160-миллионного народа, развернулась в такой ужасающей наготе. Чтение процесса, помимо всяких настроений и мыслей, порождает прежде всего чувство физической тошноты. И в способности вызывать это чувство состоит, может быть, главное значение дела Бейлиса.

(…) Правительство раскрыло в этом деле до конца не только свою подлость, но и свою слабость. Присяжные оправдали Бейлиса. (…) Присяжные сказали: нет, не виновен. Значит при всем своем внешнем могуществе царизм предстал пред народом в результате этого процесса моральным банкротом».

По ту сторону разбитых витрин

На сайте опубликована заметка Карла Лебта (Германия) о протестах в Гамбурге против саммита «Большой двадцатки». Автор обращает внимание на ряд знаковых деталей этих событий, их превратное освещение постсоветскими новостными порталами и на проявившиеся в протестах уязвимые стороны левого движения.

«Журналисты даже центристских журналов и газет, известных неприязнью к левым (например, “Bild”), отмечают, что полиция агрессивна даже в отношении журналистов, общественное ТВ NDR отмечает, что не было зафиксировано ни одного серьезного акта насилия со стороны демонстрантов, при этом Deutschlandfunk приводит свидетельства о том, что именно полиция запустила и спровоцировала волну насилия. (...)

С другой стороны, данные беспорядки показали слабость левых перед мнимыми и действительными угрозами со стороны как существующего полицейского режима, так и со стороны маргиналов, которые могут внести свою лепту в дискредитацию левых протестов. При отсутствии внятной политической программы, слабой координации действий подобные промахи могут быть роковыми даже для нынешнего состояния левого движения в Германии».