Критика права
 Наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция 

История права и государства

Как поп работницу нанимал, или О свободе трудового договора в начале XX века

Полагаем, этот текст Марии Беловой, недавно опубликованный в блоге автора на сайте zakon.ru, может несколько скорректировать в глазах неискушенного, но непредвзятого читателя ту благостную картину дореволюционного российского правопорядка и его трагической гибели, которая получила широкое распространение в современной российской академической юриспруденции, а также правой и праволиберальной публицистике.

«... заслуживают внимания рассуждения Каминки о причинах, которые побуждают законодателя столь нерешительно и неохотно вмешиваться в сферу отношений между наймодателем и наемным работником: “Быть может, порой законодатель обнаруживает излишнюю осторожность и излишнее стремление сохранить принцип договорной свободы сторон там, где он и сам сознает необходимость вмешательства”. (...)

И сам профессор, и все его коллеги, и тот самый нерешительный законодатель уже сидят на тикающей бомбе. Низы уже не могли. Верхи не хотели.

С высоты наших знаний о том, что произойдет дальше, мы ответим в тон профессору — быть может. Только, если стоять на позициях, что нормальный отдых, отпуск, больничные, право на выходное пособие, специальные правила охраны труда женщин и детей служащим ни к чему, а 14-часовой рабочий день — в самый раз, и надеяться на то, что мудрые законы рынка сами все расставят по местам, оно ведь и рвануть может. И таки рванет».

А судьи кто и как они обрабатывают В.И. Ленина под конъюнктуру сегодняшнего дня?

В публикуемой статье доктор юридических наук Владимир Сырых в связи с исследованием ленинского наследия обращается к широко известному «казусу Волкогонова» и менее известному «казусу Розина» — одного из тех правоведов, что в советские времена успешно делали себе карьеру на марксизме (в 1972 г. Э. Л. Розин защитил докторскую диссертацию на тему «Формирование марксистского учения о государстве и праве», в течение многих лет возглавлял кафедру теории государства и права одного из самых престижных гуманитарных вузов страны — ВЮЗИ), а после распада СССР обратились «из Савлов в Павлы» и стали пинать ногами Ленина и Октябрьскую революцию. Надеемся, в будущем появится работа, в которой автор представит свое развернутое понимание исторической роли В. И. Ленина и его политико-правовых взглядов.

«... историческая и теоретическая оценка свидетельств насилия российского пролетариата в период становления советского государства не может оцениваться только в категориях добра и зла, имеющих относительный характер и способных при определенных исторических условиях меняться местами, переходить друг в друга. Для этого необходимо:

во-первых, определить публичный интерес России в начале ХХ в., т. е. интересы общества в целом в его прогрессивном развитии, переводе отсталой аграрной страны на рельсы промышленно развитых стран Западной Европы, и обосновать оптимальный путь его реализации в конкретных отношениях. Сравнить, сопоставить, что конкретно приобрела Россия, встав на социалистический путь развития, и какой она могла быть, развиваясь прежним, традиционным путем в форме буржуазной республики, чтобы подтвердить или опровергнуть бездоказательные утверждения Д. А. Волкогонова о пролетарской революции как опасном социальном эксперименте, как безумии;

во-вторых, исследовать конкретно-исторические условия применения насилия российским пролетариатом, в том числе установить, ответом на какие конкретно действия и события был красный террор, насколько он был оправдан, можно ли было в условиях гражданской войны обойтись без него, в каких формах проводился и какие имел последствия.

(...) Оценки, основанные на таких абстрактных ценностях, как свобода личности, неприкосновенность ее прав, ничего кроме субъективных высказываний на уровне обыденного сознания дать не могут».

К критике гегелевской философии права. Введение

Библиотека «Критики права» пополнилась текстом Карла Маркса «К критике гегелевской философии права. Введение». Задуманный Марксом труд, который он хотел посвятить критике философии государства и права, остался неоконченным. Опубликованное во «Французско-немецком ежегоднике» в 1844 г. «Введение» представляет собой единственную завершенную часть этой работы. В центре внимания автора находится проблема практического снятия социальных противоречий в той ситуации, когда критика религии окончена и необходимо приступать к «разоблачению самоотчуждения в его несвященных образах». Говоря о духовной и материальной основе обновления общества и перспективах революционного преобразования Германии, Маркс дает ответ на вопрос о том, как определенный социальный класс в конкретный период времени становится выразителем необходимого и всеобщего содержания всемирно-исторического процесса.

«Немецкая философия права и государства — единственная немецкая история, стоящая al pari официальной современной действительности. Немецкий народ должен поэтому присоединить эту свою воображаемую историю к существующим у него порядкам и подвергнуть критике не только эти существующие порядки, но вместе с тем и их абстрактное продолжение. Его будущее не может ограничиться ни непосредственным отрицанием его реальных государственно-правовых порядков, ни непосредственным осуществлением тех его государственно-правовых порядков, которые существуют в идее, ибо в этих своих идеальных порядках немецкий народ имеет непосредственное отрицание своих реальных порядков, а непосредственное осуществление своих идеальных порядков он почти уже пережил, наблюдая жизнь соседних народов. Поэтому практическая политическая партия в Германии справедливо требует отрицания философии. Ошибка её заключается не в этом требовании, а в том, что она не идет дальше этого требования, которого она серьёзно не выполняет, да и выполнить не может. Она думает, будто осуществляет это отрицание философии тем, что поворачивается к ней спиной и, отвернувши голову, бормочет по её адресу несколько сердитых и банальных фраз. Ограниченность её кругозора проявляется в том, что она не причисляет философию к кругу немецкой действительности или воображает, что философия стоит даже ниже немецкой практики и обслуживающих её теорий. Вы выдвигаете требование исходить из действительных зародышей жизни, но вы забываете, что действительный зародыш жизни немецкого народа до сих пор произрастал только под его черепом. Одним словом: вы не можете упразднить философию, не осуществив её в действительности».

Михаил Львович Мандельштам

Ко дню памяти Михаила Львовича Мандельштама (5 февраля) раздел «История права и государства» пополнился очерком Николая Троицкого из его книги «Корифеи российской адвокатуры».

Михаил Мандельштам принадлежал к плеяде выдающихся российских политических защитников, превративших дореволюционный суд в общественную трибуну, с которой они блестяще изобличали моральную и юридическую несостоятельность российского самодержавия и показывали нравственную, историческую, а зачастую и юридическую правоту его противников и жертв.


Несколько штрихов к портрету Михаила Мандельштама (по материалам Н. А. Троицкого):


— в студенческие годы был близок к народовольцам, познакомился с Александром Ульяновым; вместе с А. Ульяновым входил в депутацию от петербургского студенчества, которая чествовала М. Е. Салтыкова-Щедрина в день его рождения (речь произносил именно Мандельштам); 17 ноября 1886 г. принял участие в антиправительственной демонстрации у могилы Н. А. Добролюбова; несколько лет провел в ссылке;

— находясь в ссылке в Казани, читал нелегальные лекции по марксизму, на одной из которых оказался 17-летний Владимир Ульянов;

— участвовал в процессах по делам о первомайской демонстрации 1902 г. в Саратове, ростовской демонстрации 2 марта 1903 г., Боевой организации социалистов-революционеров (1904 г.), процессе И. П. Каляева (1905 г.) и многих других;

— после Октябрьской революции эмигрировал, но затем вернулся в СССР (В. А. Маклаков писал о нем: «очень левый Мандельштам, который потом добровольно ушел к советской власти»); служил юрисконсультом, был членом Коллегии защитников, принимал участие в деятельности Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев;

— в 1938 году арестован как «враг народа», и, по данным КГБ СССР, 5 февраля 1939 г. умер в тюрьме «от упадка сердечной деятельности»; в 1990 г. реабилитирован;

— оставил интереснейшие воспоминания «1905 г. в политических процессах. Записки защитника» (1931).


Цитата из адреса, который осужденные по делу о ростовской демонстрации 1903 г. прислали своим защитникам (Мандельштам был одним из них и сыграл важную роль в процессе):


«Вы дороги нам, пережившие вместе с нами одни и те же чувства, те же волнения. Вы сделали все, что могли. <...> Дайте пожать вам руки, славные рыцари права, бескорыстные и отважные участники великого формирования лучшего будущего для многомиллионной рабочей массы России».


Я обвиняю. Письмо господину Феликсу Фору, Президенту Республики

13 января 1898 года во французской газете «Орор» была опубликована знаменитая статья Эмиля Золя «Я обвиняю» — его горячий отклик на дело Дрейфуса, один из самых громких политических процессов в Европе конца XIX — начала XX века.

Альфред Дрейфус, офицер французского Генерального штаба, еврей по происхождению, был обвинен в шпионаже в пользу Германии и приговорен военным судом к пожизненному заключению на основе сомнительных улик и документов, в том числе сфабрикованных самими обвинителями. Этот судебный процесс вошел в историю как образец келейного сословно-классового правосудия, замешанного на антисемитизме и прикрытого лжепатриотической риторикой.

Открытое письмо Золя в защиту Дрейфуса, получившее большой резонанс, обернулось для писателя судебным процессом и обвинительным приговором, который не был исполнен лишь потому, что Золя вовремя покинул Францию. Только в 1906 году Дрейфус был полностью оправдан.


«Какая бездна полоумных затей, глупости и бредовых выдумок! Низкопробные полицейские приемы, ухватки инквизиторов и притеснителей, самоуправство горстки чинов, нагло попирающих сапожищами волю народа, кощунственно и лживо ссылающихся на высшие интересы государства, дабы заставить умолкнуть голоса, требующие истины и правосудия!

Они совершили злодеяние и тогда, когда прибегли к услугам продажных газет, когда позволили защищать себя всякому парижскому отребью. И вот ныне отребье нагло торжествует, а правосудие бездействует и безмолвствует самая обыкновенная порядочность. Они совершили злодеяние, когда обвинили в намерении смутить совесть народа тех, кто жаждет возрождения Франции благородной, шествующей во главе свободных и справедливых народов, а сами тем временем вступили в гнусный сговор, дабы упорствовать в пагубной ошибке на глазах всего человечества. Они совершают злодеяние, отравляя общественное мнение, толкая на черное дело народ, который довели ложью до исступления. Они совершают злодеяние, когда одурманивают сознание простого люда и бедноты, потворствуют мракобесию и нетерпимости, пользуясь разгулом отвратительного антисемитизма, который погубит великую просвещенную Францию — родину «Прав человека», если она не положит ему конец. Они совершают злодеяние, играя на патриотических чувствах ради разжигания ненависти, они совершают, наконец, злодеяние, превращая военщину в современного идола, в то время как все лучшие умы трудятся ради скорейшего торжества истины и правосудия».

Столыпин и революция

После смерти Столыпина в 1911 году в газете «Социал-Демократ» появилась статья Ленина, в которой давалась оценка исторической роли этого политического деятеля, раскрывались сущность столыпинского периода российской истории и характер отношений между либеральной буржуазией и царской властью в период контрреволюции. Настаивая, что либералы просчитались, отвернувшись от народа, Ленин показывает, каким образом власть сначала использовала их, а затем отбросила прочь «пинком солдатского сапога».

«Столыпин сошел со сцены как раз тогда, когда черносотенная монархия взяла все, что можно было в ее пользу взять от контрреволюционных настроений всей русской буржуазии. Теперь эта буржуазия, отвергнутая, оплеванная, загадившая сама себя отречением от демократии, от борьбы масс, от революции, стоит в растерянности и недоумении, видя симптомы нарастания новой революции. Столыпин дал русскому народу хороший урок: идти к свободе через свержение царской монархии, под руководством пролетариата, или — идти в рабство к Пуришкевичам, Марковым, Толмачевым, под идейным и политическим руководством Милюковых и Гучковых».

Положение Англии. Английская конституция

Публикуемая работа Ф. Энгельса относится к числу его ранних произведений. Выступая с социально-демократических позиций, Энгельс разоблачает фиктивный характер английского конституционализма, в том числе неосуществимость требования беспристрастности правосудия, показывает лицемерие господствовавшей в Англии 40-х гг. XIX века правовой идеологии и выдвигает тезис о том, что «борьба бедных против богатых не может быть завершена на почве демократии или политики вообще»: будучи последовательной, эта борьба неизбежно поставит в повестку дня более радикальный принцип — принцип социализма.

«Подведем итог нашей критике правового состояния Англии. Совершенно безразлично, что можно сказать против него с точки зрения «правового государства». То обстоятельство, что Англия не является официальной демократией, не может создать у нас предубеждения против ее учреждений. Для нас важно только одно обстоятельство, обнаружившееся перед нами повсюду: что теория и практика находятся в вопиющем противоречии друг с другом. Все власти, установленные конституцией, — корона, палата лордов и палата общин — растаяли на наших глазах; мы видели, что государственная церковь и все так называемые прирожденные права англичан — пустые названия, что даже суд присяжных в действительности только одна видимость, что самый закон не имеет действительной силы; короче говоря, что государство, которое само поставило себя на точно определенную, законную основу, эту свою основу отвергает и попирает. Англичанин свободен не в силу закона, а вопреки закону, если он вообще свободен.

Мы видели, далее, как много лжи и безнравственности влечет за собой это положение вещей; люди преклоняются перед пустыми названиями и отрицают действительность, не хотят ничего о ней знать, противятся признанию того, что действительно существует, что сами создали; они обманывают самих себя и пользуются условным языком с искусственными категориями, из которых каждая — пасквиль на действительность; они трусливо цепляются за пустые абстракции, лишь бы не признаваться себе в том, что в жизни, на практике дело идет совсем о других вещах. Вся английская конституция и все конституционное общественное мнение есть не что иное, как одна большая ложь, которая непрерывно поддерживается и прикрывается многократной мелкой ложью, когда ее истинная сущность то здесь, то там чересчур уж открыто выступает наружу. И если даже начинают понимать, что все это сооружение — сплошная неправда и фикция, то и тогда еще крепко держатся за него, крепче, чем когда-либо, чтобы только не распадались пустые слова, несколько без всякого смысла поставленных рядом букв, ибо именно эти слова и суть устои мира, и без них мир и человечество должны были бы низринуться во мрак хаоса! Остается только с полным омерзением отвернуться от этого сплетения явной и скрытой лжи, лицемерия и самообмана».


Европейская ассоциация юристов за демократию и права человека — Открытое письмо Европейской комиссии в связи с референдумом в Греции

За несколько дней до греческого референдума Европейская ассоциация юристов за демократию и права человека (ELDH) выступила с заявлением солидарности с народом Греции в форме открытого письма, адресованного Европейской комиссии. Публикуем наш перевод этого документа.

«Эти меры экономии, равно как и те, которых были утверждены прежним греческим правительством, нарушают демократические и социальные права, гарантируемые европейским и международным правом. Что касается социальных сокращений, предусмотренных так называемым Меморандумом, то они уже противоречили греческому европейскому и международному праву, в том числе: ст. 11 Европейской конвенции по правам человека, ст. 12 и 35 Хартии Европейского союза об основных правах, ст. 21 и 22 Международного пакта о гражданских и политических правах (ICCPR), ст. 8 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах (ICESCR), принципам Международной организации труда, касающимся права на забастовку, поскольку коллективные соглашения были отменены, а коллективные переговоры (речь идет о коллективных соглашениях и переговорах в трудовом праве. — Примеч. kritikaprava) были ограничены. Эти меры, навязанные так называемой Тройкой, также нарушают право на самоопределение греческого народа, гарантированное общей ст. 1 Международного пакта о гражданских и политических правах и Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах».

«Позвольте народу Греции решать без угроз со стороны других правительств, Европейской комиссии, Европейского центрального банка и Международного валютного фонда».

«Уважайте демократию в Греции — отдайте приоритет социальным правам, а не финансовым интересам».

Формы общественной воли в доклассовом обществе: табуитет, мораль и обычное право

Статья Ю. И. Семенова посвящена анализу соционормативной системы первобытного общества, в ней с теоретической точки зрения рассматриваются феномены табуитета, морали и обычного права, раскрываются закономерности генезиса обычного права как особой формы общественной воли, действовавшей в первобытном обществе, дается самое общее понятие права как феномена классового общества. В статье содержатся весомые аргументы, опровергающие довольно широко распространенное в современной российской теории права представление о том, что система социальных норм в первобытном обществе была монолитной, состояла из «мононорм».

«Если в первобытнокоммунистическом обществе волевые отношения собственности были моральными, то в предклассовом обществе, где в значительной степени завершился процесс, который начался с переходом к первобытнопрестижному, экономические отношения собственности стали выражаться и закрепляться не в нормах морали, а в нормах обычного права. Имущественные, т. е. волевые отношения собственности, стали теперь не моральными, а обычно-правовыми. Обычное право регулировало различного рода отношения обмена (включая куплю-продажу, кредит и др.), пользование, распоряжение и владение движимым и недвижимым имуществом, землепользование и землевладение, наследование и др. Безусловно, обычное право не ограничивалось только областью имущественных отношений. Оно регулировало семейно-брачные отношения. И, конечно же, по-прежнему играло важнейшую роль в разрешении дел, связанных с убийством, нанесением телесных повреждений, насилием и причинением различного рода других обид».

Бей, но не до смерти

Статья В. И. Ленина «Бей, но не до смерти» посвящена полицейским и судебным порядкам в России начала XX века. В небольшом тексте не только воссоздаются реалии «правового государства», которое, по уверениям многих современных авторов, якобы формировалось в дореволюционной России, но и поднимаются важные вопросы об организации и действительных принципах деятельности судебных и иных органов, занимающихся «охраной правопорядка» в классовом обществе.

«Улица своим чутьем, под давлением практики общественной жизни и роста политического сознания, доходит до той истины, до которой с таким трудом и с такой робостью добирается сквозь свои схоластические путы наша официально-профессорская юриспруденция: именно, что в борьбе с преступлением неизмеримо большее значение, чем применение отдельных наказаний, имеет изменение общественных и политических учреждений. По этой причине и ненавидят — да и не могут не ненавидеть — суд улицы реакционные публицисты и реакционное правительство. По этой причине сужение компетенции суда присяжных и ограничение гласности тянутся красной нитью через всю пореформенную историю России...»