Критика права
 Наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция 

политика

Правовое государство vs архаизация права (к вопросу о специфике правовой формы зависимого периферийного капитализма)

Крушение надежд на то, что после распада СССР в России возможно формирование «правового государства» западного образца, в отечественной мейнстримной теории права до сих пор остается предметом идеалистических спекуляций. По убеждению автора, ортокапиталистическая форма «правового государства» не имела шансов утвердиться в постсоветском обществе в силу объективных причин, обусловленных спецификой российского капитализма: его периферийный и зависимый характер, его социально-экономический базис и специфическая социально-классовая структура, с одной стороны, с необходимостью обусловили отторжение наиболее развитых буржуазных правовых форм, к числу которых относится и форма «правления права», с другой — предопределили возрождение некоторых «архаических» правовых форм, которые присущи обществам добуржуазного типа.

«Правопорядок стран зависимого периферийного капитализма не лечится ни проповедью правомерного поведения, ни полицейской дубинкой — завинчиванием разного рода гаек и усилением разного рода “скреп” и властной вертикали, ни формально-юридическими рецептами, в том числе благими пожеланиями конкретизировать и максимально согласовывать позитивное право на национальном и международном уровне. Как тоже уже показала практика, не лечится он и вливанием денег в проекты “правления права”. История XX века, прежде всего история Октябрьской революции, других успешных антипаракапиталистических революций (термин Ю. И. Семенова), подсказывает, что такого рода регресс и архаизация преодолеваются исключительно неким довольно радикальным перераспределением основных социальных капиталов — собственности на средства производства, политической власти и знания. Как минимум необходимо сглаживание социально-экономического неравенства, необходим курс на социализацию частной собственности и радикальную демократизацию политической и общественной жизни — это единственный эффективный рецепт преодоления той правовой неопределенности, которая служит интересам привилегированного меньшинства».

Почему протесты московских курьеров важнее, чем кажутся

В начале июля 2020 года в Москве появился памятник курьеру: сооружение инсталляции профинансировали крупные компании — «Азбука вкуса», Ozon, «Перекресток», «Додо Пицца» и Delivery Club. Звучали слова о том, что курьеры, наряду с медиками, — герои карантинного времени. Не прошло и недели, как лицемерие вылезло наружу: в соцсетях и СМИ появилась информация, что сотни курьеров Delivery Club находятся в бедственном положении, — оказывается, с мая им не выплачивалась заработная плата. В статье Алексея Сахнина рассказывается о сверхэксплуатации и угнетении, которым подвергаются работники служб доставки, и о том, как московские курьеры смогли организоваться и начали отстаивать свои права (републикация с сайта moskvichmag.ru).

«История московских курьеров показала, что когда слишком много людей одновременно оказываются в социальном аду, они могут преодолеть и психологические, и социальные, и культурные барьеры и выйти на протест. Но, с другой стороны, она продемонстрировала, что ни гнев, ни чувство попранной справедливости не могут заменить организации.

“Нынешняя забастовка курьеров добилась выполнения трудового законодательства. Заработанные деньги людям выплатят,  — оценивает итоги кампании Дмитрий Кожнев. — Но для достижения более амбициозных целей, для того, чтобы надежно защитить интересы и права работников, заставить работодателя изменить свою бизнес-модель, заключать нормальные трудовые договора и уважать права трудящихся, для этого нужен совсем другой уровень организации, другой уровень активности и уровень подготовки”».

27 июля 2019 года. 111 лет назад было так.

 Лев Толстой

«То, что вы делаете, вы делаете не для народа, а для себя, для того, чтобы удержать то, по заблуждению вашему считаемое вами выгодным, а в сущности самое жалкое и гадкое положение, которое вы занимаете. Так и не говорите, что то, что вы делаете, вы делаете для народа: это неправда. Все те гадости, которые вы делаете, вы делаете для себя, для своих корыстных, честолюбивых, тщеславных, мстительных, личных целей, для того, чтобы самим пожить еще немножко в том развращении, в котором вы живете и которое вам кажется благом.

Но сколько вы ни говорите о том, что всё, что вы делаете, вы делаете для блага народа, люди всё больше и больше понимают вас и всё больше и больше презирают вас, и на ваши меры подавления и пресечения всё больше и больше смотрят не так, как бы вы хотели: как на действия какого-то высшего собирательного лица, правительства, а как на личные дурные дела отдельных недобрых себялюбцев. (…)

Знакомый мне живописец задумал картину “Смертная казнь”, и ему нужно было для натуры лицо палача. Он узнал, что в то время в Москве дело палача исполнял сторож-дворник. Художник пошел на дом к сторожу. Это было на святой. Семейные разряженные сидели за чайным столом, хозяина не было: как потом оказалось, он спрятался, увидев незнакомца. Жена тоже смутилась и сказала, что мужа нет дома, но ребенок-девочка выдала его.

Она сказала: “батя на чердаке”. Она еще не знала, что ее отец знает, что он делает дурное дело и что ему поэтому надо бояться всех. Художник объяснил хозяйке, что нужен ему ее муж для “натуры”, для того, чтобы списать с него портрет, так как лицо его подходит к задуманной картине. (Художник, разумеется, не сказал для какой картины ему нужно лицо дворника.) Разговорившись с хозяйкой, художник предложил ей, чтобы задобрить ее, взять к себе на выучку мальчика-сына. Предложение это, очевидно, подкупило хозяйку. Она вышла, и через несколько времени вошел и глядящий исподлобья хозяин, мрачный, беспокойный и испуганный, он долго выпытывал художника, зачем и почему ему нужен именно он. Когда художник сказал ему, что он встретил его на улице и лицо его показалось ему подходящим к картине, дворник спрашивал, где он его видел? в какой час? в какой одежде? И, очевидно, боясь и подозревая худое, отказался от всего.

Да, этот непосредственный палач знает, что он палач и что то, что он делает, — дурно, и что его ненавидят за то, что он делает, и он боится людей, и я думаю, что это сознание и страх перед людьми выкупают хоть часть его вины. Все же вы, от секретарей суда до главного министра и царя, посредственные участники ежедневно совершаемых злодеяний, вы как будто не чувствуете своей вины и не испытываете того чувства стыда, которое должно бы вызывать в вас участие в совершаемых ужасах. Правда, вы так же опасаетесь людей, как и палач, и опасаетесь тем больше, чем больше ваша ответственность за совершаемые преступления: прокурор опасается больше секретаря, председатель суда больше прокурора, генерал-губернатор больше председателя, председатель совета министров еще больше, царь больше всех. Все вы боитесь, но не оттого, что, как тот палач, вы знаете, что вы поступаете дурно, а вы боитесь оттого, что вам кажется, что люди поступают дурно.

И потому я думаю, что как ни низко пал этот несчастный дворник, он нравственно все-таки стоит несравненно выше вас, участников и отчасти виновников этих ужасных преступлений, — людей, осуждающих других, а не себя, и высоко носящих голову».

Лев Толстой — «Не могу молчать».

Обучение управлению

Одна из самых важных тем Андрея Платонова — идейное и практическое наследие Октября и ленинизма, их сложная, порой трагическая диалектика в истории XX века, их настоятельная необходимость для будущего.

В публикуемом тексте просто и страстно излагается очевидная истина, которая была поставлена в повестку дня Октябрем и по поводу которой до сих пор исходят желчью выгодоприобретатели и защитники классового общества.

«Среди крепостей буржуазного духа, вроде религии, ложной науки и заблудившегося искусства, есть одна крепость, взять которую нам нужно немедленно. Это — предрассудок о том, что управлять государством могут только избранные, особые, ученые люди, а простому рабочему человеку это не по разуму.

Это — великая ложь, каменная стена, за которой держала правящая буржуазия рабочий класс и не подпускала его к управлению государством. (…)

Когда мы уничтожим это наследство прошлых веков, мы будем действительно равными и честными во всех областях жизни, и тогда не будут управлять государством одни «лучшие», избранные, а все мы по очереди, по порядку. Каждый узнает тогда эту простую науку, и никто не употребит ее в пользу себе и во вред другим — честность и совесть тогда будут необходимыми качествами каждого человека, а умение управлять государством — обязательным знанием, как теперь грамотность».

Партия растет, но ее бьют

Ко дню рождения Ярослава Гашека в разделе «Литклассика» размещен один из его великолепных памфлетов из книги «Политическая и социальная история партии умеренного прогресса в рамках закона».

«Если вам как оратору плюнут в глаза, не вытирайте их рукою, рукавом или платком: можете получить воспаление роговицы. В этом случае лучшее средство — теплая вода. Если же политический противник выбьет вам зуб, не приходите в отчаяние: когда политические противники выбили святой Катержине все зубы, она стала святою. Правда, в наши дни церкви ни к чему святые вроде вас, спокойно отправляйтесь к врачу, и он вставит вам новый зуб. Если собравшиеся оторвут вам на собрании ухо, хватайте его и, не дожидаясь окончания митинга, быстренько бегите к ближайшему врачу, чтобы он пришил вам его. Ну а уж если вам оторвут голову, бог с ней, не поднимайте ее: в политике голова не нужна… Вот те принципы, несомненно очень разумные, с которыми мы, члены комитета партии умеренного прогресса в рамках закона, прибыли на собрание национально-социальной партии, состоявшееся в танцевальном зале “У Банзетов” в Нуслях».

Отдача в солдаты 183-х студентов

В день рождения Владимира Ленина раздел «История права и государства» пополнился заметкой, посвященной одному из эпизодов противоборства между студенчеством и властью в дореволюционной России.

«Правительство обращается к общественному мнению, точно хвастаясь энергичностью своей расправы, точно издеваясь над всеми освободительными стремлениями. И все сознательные элементы во всех слоях народа обязаны ответить на этот вызов, если они не хотят пасть до положения безгласных, молча переносящих оскорбления рабов. (...) Рабочий класс поднял уже борьбу за свое освобождение. И он должен помнить, что эта великая борьба возлагает на него великие обязанности, что он не может освободить себя, не освободив всего народа от деспотизма, что он обязан прежде всего и больше всего откликаться на всякий политический протест и оказывать ему всякую поддержку. (...) И тот рабочий недостоин названия социалиста, который может равнодушно смотреть на то, как правительство посылает войско против учащейся молодежи. Студент шел на помощь рабочему, — рабочий должен прийти на помощь студенту. Правительство хочет одурачить народ, заявляя, что стремление к политическому протесту есть простое бесчинство. Рабочие должны публично заявить и разъяснить самым широким массам, что это — ложь, что настоящий очаг насилия, бесчинства и разнузданности — русское самодержавное правительство, самовластье полиции и чиновников».

Послание ордену «Рыцарей святого Патрика»

С точки зрения филистерской формально-догматической юриспруденции, вычеркнувшей из истории государства и права все великие революции, а из истории учений о праве и государстве — имена Гуго Гроция, Джона Локка, Жан-Жака Руссо и Томаса Джефферсона, герой этой публицистической заметки — существо безусловно некультурное в правовом отношении, носитель правового нигилизма, для которого в любой цивилизованной системе права отыщется подходящая статья уголовного закона.

В «Послании ордену "Рыцарей святого Патрика"» Марк Твен поднимает запретные темы официозного правоведения: что представляет собой неиллюзорная политическая практика? в самом ли деле подлинная гражданская позиция не совместима с действиями contra legem?

«Святой Патрик не участвовал в политике: он стоял за правду, и это само по себе — хорошая политика! Увидев гада, он забывал спросить, демократ это или республиканец, но тут же поднимал свой посох и всыпал ему как следует! Вечная память святому Патрику! Вот бы его к нам сюда, чтобы он и нас к юбилею избавил от гадов! Увы, это невозможно! Бездействует его посох — символ истинных, а не бутафорских реформ. Впрочем, у нас еще сохранился символ Правды — топорик Джорджа Вашингтона, ведь я-то знаю, где его зарыли!»