Марксизм, право и политика

Эскиз диалектического правопонимания

«Итак, право есть нормативный способ социального управления, которым властный субъект, заинтересованный в сохранении единства социума, санкционирует (устанавливает и поддерживает) правила общения, составляющие необходимый, с его точки зрения, социальный порядок, путем отрицания произвола и утверждения в общении субъектов объективной воли, выражающей закон их поведения и подчиняющей ему, как позитивному закону, их индивидуальную волю.

(...)

Человечество в своем историческом развитии проходит путь от догосударственной организации управления, через государственную его организацию к будущему постгосударственному управлению. Соответственно данным ступеням общественного развития определяются видовые особенности права, виды права. Первой ступени соответствует первобытное право. Второй ступени развития отвечает юридическое право, которое, в свою очередь, подразделяется на рабовладельческое, феодальное и буржуазное право. Наконец, для права на третьей ступени развития общества подходит его определение как гуманистического права — термин, уже введенный в научный оборот, однако не вполне корректно используемый в теории права».

Метод как критерий научной новизны диалектической теории права

«Представление о свободе как субстанциальной категории в теории права стало едва ли не общим местом. Так, В. С. Нерсесянц прямо указывает: “…Согласно нашей либертарно-юридической концепции юриспруденция — это наука о свободе”. Сам Гегель начинает свою философию права с того, что объявляет почвой права вообще духовное, и его ближайшим местом и исходной точкой волю, которая свободна; “так что свобода составляет ее субстанцию и определение и система права есть царство осуществленной свободы, мир духа, порожденный им самим как некая вторая природа”.

Но свобода не существует вне и без своей противоположности, которой есть необходимость, она выступает как осознанная необходимость. Поэтому и право не может быть постигнуто вне его отношения к необходимости, следовательно, без определения самого права как необходимости.

А это определение предполагает не только рассмотрение правовой нормы как процесса необходимости, но и анализ перехода от необходимости к свободе и обратно; анализ, которым напрасно старается не утруждать себя философско-правовая мысль. Между тем именно такой анализ позволяет составить вполне отчетливое представление о соотношении “базиса” и “надстройки” общества и, соответственно, о месте предмета правовой науки в ряду предметов других общественных наук».

Революционная роль права и государства. Общее учение о праве

«За исключением признака классового интереса, и буржуазные теоретики неоднократно близко подходили к каждому отдельному из наших признаков права. Но они “понюхали, понюхали и пошли прочь”. И вся юриспруденция, это “знание божественных и человеческих дел, наука права и справедливости”, не исключая ни ее социологического, ни, тем паче, социалистического направления, по сие время вертится в каких-то убогих формулах и сама то и дело переживает сомнения, есть ли она вообще наука. Ответим прямо: нет, до сих пор она не была и не могла быть наукой; она может сделаться наукой, лишь став на классовую точку зрения, на точку зрения рабочего или хотя бы враждебного ему класса, но классовую. Может ли она это? Нет, она не может. Ибо, внеся революционную (классовую) точку зрения в понятие права, она “оправдала” бы, сделала бы законной и пролетарскую революцию. (…)

В нынешнем понимании права нет места революции, и как германские революционные крестьяне гнали своих докторов прав, а испанцы проклинали своих “togados” (юристов), так и пролетарской революции приходится быть на страже от своих “буржуазных юристов”. И интересно отметить, что такое научное ничтожество, как германский проф. Штаммлер, сумевший создать себе имя своей буржуазной карикатурой на марксизм, видит главный, если не единственный недостаток Маркса в его “недостаточной юридической выучке” (Schulung)».

О тернистых путях современной российской теоретико-правовой мысли

«Анализ процессов, которые происходят в российской академической теоретико-правовой и философско-правовой мысли, неизбежно подводит к выводу: речь здесь зачастую не идет не только о “догоняющем” научном развитии, но и о научном развитии вообще. Речь идет о легко узнаваемой логике функционирования идеологической системы в обществе с авторитарным политическим режимом и периферийной экономикой, где симбиоз описательной формально-догматической юриспруденции отечественного производства, мейнстримных западных концепций и “возрожденной” русской философии права религиозного и консервативного толка служит подпиткой ложных идеалов, маскировкой экономической эксплуатации и духовного угнетения, на которых зиждется глобальное классовое общество, и вакциной от любых подлинно демократических и эгалитарных инициатив».

К вопросу о сути марксистского правопонимания

«Постигая диалектику права, определяя его содержание и форму, необходимо иметь дело с правом как единым целым, то есть с действительным правом, а не варварски разрывать его на “правотворчество” и “правореализацию”, “объективное” и “субъективное” право. Как феномен культуры, право объективно во всей его целостности, а не только в части правовых отношений или их законодательного выражения».

А судьи кто и как они обрабатывают В.И. Ленина под конъюнктуру сегодняшнего дня?

«... историческая и теоретическая оценка свидетельств насилия российского пролетариата в период становления советского государства не может оцениваться только в категориях добра и зла, имеющих относительный характер и способных при определенных исторических условиях меняться местами, переходить друг в друга. Для этого необходимо:

во-первых, определить публичный интерес России в начале ХХ в., т. е. интересы общества в целом в его прогрессивном развитии, переводе отсталой аграрной страны на рельсы промышленно развитых стран Западной Европы, и обосновать оптимальный путь его реализации в конкретных отношениях. Сравнить, сопоставить, что конкретно приобрела Россия, встав на социалистический путь развития, и какой она могла быть, развиваясь прежним, традиционным путем в форме буржуазной республики, чтобы подтвердить или опровергнуть бездоказательные утверждения Д. А. Волкогонова о пролетарской революции как опасном социальном эксперименте, как безумии;

во-вторых, исследовать конкретно-исторические условия применения насилия российским пролетариатом, в том числе установить, ответом на какие конкретно действия и события был красный террор, насколько он был оправдан, можно ли было в условиях гражданской войны обойтись без него, в каких формах проводился и какие имел последствия.

(...) Оценки, основанные на таких абстрактных ценностях, как свобода личности, неприкосновенность ее прав, ничего кроме субъективных высказываний на уровне обыденного сознания дать не могут».

К критике гегелевской философии права. Введение

«Немецкая философия права и государства — единственная немецкая история, стоящая al pari официальной современной действительности. Немецкий народ должен поэтому присоединить эту свою воображаемую историю к существующим у него порядкам и подвергнуть критике не только эти существующие порядки, но вместе с тем и их абстрактное продолжение. Его будущее не может ограничиться ни непосредственным отрицанием его реальных государственно-правовых порядков, ни непосредственным осуществлением тех его государственно-правовых порядков, которые существуют в идее, ибо в этих своих идеальных порядках немецкий народ имеет непосредственное отрицание своих реальных порядков, а непосредственное осуществление своих идеальных порядков он почти уже пережил, наблюдая жизнь соседних народов. Поэтому практическая политическая партия в Германии справедливо требует отрицания философии. Ошибка её заключается не в этом требовании, а в том, что она не идет дальше этого требования, которого она серьёзно не выполняет, да и выполнить не может. Она думает, будто осуществляет это отрицание философии тем, что поворачивается к ней спиной и, отвернувши голову, бормочет по её адресу несколько сердитых и банальных фраз. Ограниченность её кругозора проявляется в том, что она не причисляет философию к кругу немецкой действительности или воображает, что философия стоит даже ниже немецкой практики и обслуживающих её теорий. Вы выдвигаете требование исходить из действительных зародышей жизни, но вы забываете, что действительный зародыш жизни немецкого народа до сих пор произрастал только под его черепом. Одним словом: вы не можете упразднить философию, не осуществив её в действительности».

Кризис правопонимания и диалектическая теория права

«В свое время Ф. Энгельс заметил, что объявить данную философию ошибочной еще не значит покончить с ней. Иное дело, что “синтезировать” марксистские правовые идеи с буржуазным юридическим мировоззрением можно не иначе как эклектически, то есть чисто внешним и произвольным образом, “скрещивая” индивидуалистическую и социальную точки зрения на предмет. Но эклектических теорий в истории правовой мысли было предостаточно, и множить их нет необходимости».

О марксистской критике права

«Либеральные правовые формы имеют своим основанием по видимости свободных и равных юридических субъектов, единообразно применяемые нормы, беспристрастное судопроизводство, разделение прескриптивной и правоприменительной деятельности, функционирующих на представительной основе законодательных учреждений и профессиональной государственной службы. За этими беспристрастными на вид правовыми формами скрываются, однако, крайне авторитарные и техницистские формы судопроизводства, правоприменения и законодательной деятельности. (…)

Критический марксизм в равной мере обращается и к содержанию объективного права, поскольку структурно оно ориентировано на защиту прав собственности владельцев капитала, будь то частного или государственного, и против субъективных прав рабочих. Проблема правовых форм регулирования общественных отношений как таковая состоит в том, что они отсылают только к правам, а не к потребностям людей. Общество, имеющее своим фундаментом реализацию индивидуальных и социальных потребностей, не будет регулироваться способами, распознаваемыми с точки зрения буржуазных правовых форм. (…)

Правовую ангажированность следует рассматривать как существенный аспект более широкой социальной борьбы, и правовые тактики и стратегии должны быть соотнесены с другими формами организации и действия. Взятые сами по себе, юридические процессы могут вызывать рознь и ослаблять социальную солидарность. Однако нельзя избегать правовых форм, поскольку право служит и средством защиты, и способом обобщения достижений той или иной частной борьбы. Зачастую не существует иного пути для преодоления сектантства, чем через легализацию прав, которые завоевываются определенными социальными группами в специфических обстоятельствах».

Государство

«И каково основание тех обвинений, которые выдвигают по адресу парламентаризма и неразрывно связанного с ним многопартийного режима (основание, естественно, объективное, то есть связанное с тем фактом, что само существование парламентов препятствует и замедляет техническую деятельность правительства).

Вполне понятно, что представительный режим в политическом отношении может “причинить беспокойство” кадровой бюрократии, но вопрос состоит не в этом. Суть его сводится к следующему: не превратился ли представительный и многопартийный режим, предназначенный служить механизмом для отбора лучших функционеров, которые дополняли бы и уравновешивали кадровую бюрократию с тем, чтобы предотвратить окаменение, — не превратился ли этот представительный режим в препятствие, в механизм совершенно противоположного характера, и если да — то по каким причинам?

Впрочем, даже утвердительный ответ на этот вопрос не исчерпывает проблемы, ибо если даже допустить (а это как раз нужно допустить), что парламентаризм утратил свою действенность и, больше того, стал приносить вред, то отсюда вовсе не следует, что нужно реабилитировать и превозносить бюрократический режим. Нужно подумать над тем, не отождествляются ли парламентаризм и представительный режим вообще и нет ли возможности по-иному разрешить как проблему парламентаризма, так и проблему бюрократического режима».