Кризис правопонимания и диалектическая теория права [Редактировать]

Социально-экономические и политические изменения, происходящие в последние десятилетия в странах СНГ, сопровождаются глубокими сдвигами в общественном сознании, коренной ломкой социально-психологических и идеологических стереотипов. В общественной науке на смену марксистско-ленинской теории пришел методологический плюрализм и, как следствие, теоретический хаос.

Не осталось, естественно, нетронутым и правопонимание. При этом ревизии подверглись вовсе не второстепенные положения юридической науки; речь идет о разработке резко отличных от предыдущих концепций понимания права, о вознесении правопонимания на иной, «более высокий», по словам их авторов, уровень, используя «современную методологическую базу». Как будто словечко «современный» избавляет от старых заблуждений, число которых лишь множится…

В итоге теоретиками права все сильнее овладевает скептицизм. К примеру, А. В. Поляков пишет:

«Проблема создания цельной, непротиворечивой и “работающей” теории права актуальна в правоведении на протяжении по крайней мере двух последних столетий. Есть серьезные основания полагать, что ее окончательное разрешение принципиально недостижимо… К сожалению, в современной российской науке на рубеже тысячелетий данная задача далека от выполнения как никогда в прошлом, что позволяет говорить о симптомах кризиса современного российского теоретического правопонимания» [1].

Возникшую ситуацию упомянутый автор связывает с отвержением «марксистской школы объяснения политико-правовых феноменов» и «образовавшейся вследствие этого “черной дырой” в теории государства и права». Как следствие, возник методологический хаос, представляющий «эклектичное сочетание разнородных начал и идей, плохо согласующихся между собой», поставив под сомнение само существование правоведения как системы научного знания. По мнению А. В. Полякова, на место ложного дуализма естественного и позитивного права должна прийти т. н. «интегральная теория права», шагом к которой может стать «синтезирование ряда идей, сформулированных в русской дореволюционной философии права».

Однако как определить круг идей, требуемых для «синтезирования», автор не поясняет. Поэтому остается загадкой, почему к русской дореволюционной философии права не причисляются идеи Г. В. Плеханова, В. И. Ленина и других марксистов. Ведь ленинское сочинение о государстве и праве («Государство и революция») написано до социалистической революции 1917 г. и его идеи оказались немаловажными, если советская теория права ориентировалась на них многие годы.

В свое время Ф. Энгельс заметил, что объявить данную философию ошибочной еще не значит покончить с ней [2]. Иное дело, что «синтезировать» марксистские правовые идеи с буржуазным юридическим мировоззрением можно не иначе как эклектически, то есть чисто внешним и произвольным образом, «скрещивая» индивидуалистическую и социальную точки зрения на предмет. Но эклектических теорий в истории правовой мысли было предостаточно, и множить их нет необходимости.

По всей очевидности, истину нужно искать не путем эклектического «синтезирования», а идти к ней другим путем, выбрав одну точку зрения, один подход, памятуя поучительное замечание Ф. Энгельса:

«Великая основная мысль, — что мир состоит не из готовых, законченных предметов, а представляет собой совокупность процессов, в которой предметы, кажущиеся неизменными, равно как и делаемые головой мысленные их снимки, понятия, находятся в беспрерывном изменении, то возникают, то уничтожаются, причем поступательное развитие, при всей кажущейся случайности и вопреки временным отливам, в конечном счете прокладывает себе путь, — эта великая основная мысль со времени Гегеля до такой степени вошла в общее сознание, что едва ли кто-нибудь станет оспаривать ее в общем виде. Но одно дело признавать ее на словах, другое дело — применять ее в каждом отдельном случае и в каждой данной области исследования… Вместе с тем нам уже не могут больше внушать почтение такие непреодолимые для старой, но все еще весьма распространенной метафизики противоположности, как противоположности истины и заблуждения, добра и зла, тождества и различия, необходимости и случайности. Мы знаем, что эти противоположности имеют лишь относительное значение: то, что ныне признается истиной, имеет свою ошибочную сторону, которая теперь скрыта, но со временем выступит наружу; и совершенно так же то, что признано теперь заблуждением, имеет истинную сторону, в силу которой оно прежде могло считаться истиной…»[3].

Последнее прямо адресовано тем, кто спешит зачислить в разряд «заблуждений» марксистско-ленинскую теорию права. Как заметил когда-то Г. В. Плеханов,

«чем серьезнее данный метод, тем нелепее те злоупотребления им, которые позволяют себе люди, плохо его усвоившие. Но разве это довод против серьезного метода? Люди много злоупотребляли огнем. Но человечество не могло бы отказаться от его употребления, не вернувшись на самую низкую стадию культурного развития»[4].

Что касается марксистского правопонимания, то один из первых советских марксистов П. И. Стучка отмечал:

«… если бы нас стали спрашивать с пристрастием ... о нашем правопонимании по-марксистски, то, боюсь я, открылось бы, что у нас никакого такого понимания нет и даже быть не может, а что мы мыслим тут, как и по многим другим вопросам, чисто по-буржуазному. И я скажу, что это вполне понятно и естественно».

Свою мысль он пояснял тем, что победивший пролетариат должен противопоставить буржуазному мировоззрению пролетарское или коммунистическое мировоззрение.

«Но его нужно себе выработать, ибо его в природе в готовом виде нет. А пока мы его не выработали, у нас в головах будет, незаметно для нас, по-прежнему господствовать старое, т. е. буржуазное или юридическое мировоззрение. А буржуазная интеллигенция, как это всегда бывает в эпоху великих кризисов, пожалуй, повернет вспять — к христианству…»[5].

Как в воду глядел видный ученый-юрист…

Не случайно поэтому правовая мысль в конце ХХ в. в очередной раз встала перед методологическим выбором, осуществить который ей никак не удается вот уже более трех десятилетий.

Характеризуя основные научные школы по вопросу о происхождении права, Ю. И. Гревцов выделяет во взглядах на природу права два основных направления: а) право — естественный продукт человеческой истории; б) право — рукотворный, искусственный результат деятельности самих людей (определенных социальных сил). В рамках первого направления одна из позиций сводится к критическому отношению к действительности и ее оценки с позиций идеала — естественного права, как «идеального построения будущего и нравственного критерия для оценки, существующей независимо от фактических условий и преобразований». Другая позиция ставит акцент на практических вопросах естественных прав человека, сосредоточивая внимание не так на самой идее права (как идеала), как на вопросах понятийного выражения естественного права (свобода совести, свобода слова, и др. ), механизмах их реализации, защиты. Источник права для ученых данного направления очевиден. В практическом плане — это правосознание его создателей, в более глубоком смысле — естественное право, точнее, естественные субъективные права и свободы, понимаемые как неотъемлемые от человека характеристики, свойства. Однако последнее следует понимать только в смысле местонахождения, «локуса» естественных прав. Их динамика (реализация) не есть самопроизвольный процесс, ее следует рассматривать в свете целого ряда причин и факторов, требующих своего объяснения.

Искусственное, «рукотворное» право, поясняет Ю. И. Гревцов, есть продукт «правотворящего авторитета» государства, правосудия (судебной практики), общества в лице его различных ассоциаций, организаций.

Получается, что представления о природе права разнятся в зависимости от того, рассматривать ли субъективное право как неотъемлемое свойство самого человека, или полагать его инструментом, к изготовлению которого имели и имеют отношение далеко не все люди, пользующиеся возможностями данной правовой системы. Когда говорят о праве как неотъемлемом свойстве самого человека, то имеют в виду не все право, а именно естественные субъективные права, составляющие небольшую (по количеству), но очень важную часть субъективного права в целом. Когда же рассуждают о природе права как рукотворном результате, то подразумевают все право, в основном объективное (позитивное) право.

Современный взгляд на эту проблематику, указывает далее Ю. И. Гревцов, стремится соединить естественно-правовой и нормативистский подходы в единое объединительное русло. По сути речь идет о том, что естественное право способно обрести реальные практические контуры за счет того, что оно если и не «вкладывается» вполне в позитивное право, то все основательнее «подталкивает» его развитие в направлении к человеку; а позитивное право, дабы избежать участи игнорируемого всеми права, не может не ассимилировать естественные права. Сам автор связывает источник права с авторитетной волей государства, хотя и признает, что «круг наблюдателей правового развития всегда пополнялся мыслителями, усматривающими природу права в ином источнике. Известно высказывание К. Маркса и Ф. Энгельса о том, что законодатель подобен естествоиспытателю: он не создает, а открывает законы...»[6].

Однако избавиться от догматизма отмеченных двух основных направлений правовой мысли не удается простым переходом с одной на другую сторону, сменой одних догм на другие, как и попытками соединить их в нечто среднее. Из этого происходит лишь скептицизм, философский релятивизм, утверждающий, что все относительно, в зависимости от того, «с какой стороны смотреть». Так стирается разница между правдой и ложью, истиной и ее ловкой имитацией. Что догматизм, замечал Э. В. Ильенков, рано или поздно, но обязательно превращается в скептицизм — это давно известный философии и психологии закон[7].

Рассуждая о методологической основе философского осмысления феномена права, С. И. Максимов упоминает о работах более десятка классиков мировой философско-правовой мысли (от Платона до Гегеля). В зависимости от того, что предполагается в качестве основы реальности права, т.е. пространства, в котором «“локализуются” правовые смыслы», автор выделяет четыре основных способа осмысления правовой реальности, каждый из которых делает акцент на одном из ее аспектов: 1) правовой позитивизм — на внешней стороне правовой реальности, совокупности норм, обеспеченных принудительной силой государства; 2) объективизм — на социальной обусловленности права, его укорененности в жизни; 3) субъективизм, или классические концепции естественного права, — на идеально-моральной стороне права, на раскрывающейся в сознании субъекта идее права; 4) интерсубъективность, или неклассические концепции естественного права, — на той смысловой стороне права, которая проявляется в процессе взаимодействия субъектов, их коммуникации и интерпретации позиции другого. В основе этих подходов автор усматривает определенную мировоззренческую позицию, влияющую на тип правопонимания, и «каждый из них выступает методологическим основанием для решения философских и юридических проблем права» [8].

Разумеется, на столь различных основаниях вряд ли удастся решить проблему создания цельной и «работающей» (да еще и непротиворечивой!) теории права, о которой говорит А. В. Поляков.

Характеризуя скептицизм как прогресс относительно догматизма (ибо догматик упорствует, защищая одну абстрактно-одностороннюю «половинку истины», и отвергает другую — столь же абстрактно-одностороннюю ее «половинку», тогда как скептик уже видит, по-крайней мере, обе «половинки»), Э. В. Ильенков вместе с тем замечает, что скептик, как и два догматика,

«не видит еще той конкретной вещи, в составе которой сталкиваются — и в этом столкновении разрешаются — противоположности, противоречия “вещи в себе” (самой по себе — независимо от того, какой она представляется тому и другому догматику)… Скептик только тогда перестанет быть скептиком, когда ему удастся объяснить и понять, почему один и тот же предмет одному догматику представляется так, а другому — прямо наоборот. Тогда он увидит, что спор между двумя абстрактно-догматическими умами бесплоден и бесконечен только потому, что и тот и другой пользуются одним и тем же — недиалектическим — способом осмысления вещи. Тогда он поймет, что надо рассматривать не два готовых (одинаково абстрактных) изображения вещи, а самую вещь, ибо самого главного — объективных противоречий в составе самой вещи — ни в том, ни в другом изображении не нарисовано, что оба изображения как раз от них-то и абстрагировались, как раз и отвлеклись... Только тогда перед ним и откроется дорога к действительному осмыслению самой вещи, к ее объективному пониманию. В этом и суть диалектики как логики действительно объективного осмысления действительности. Диалектическое мышление — третья, высшая по сравнению с догматизмом и скептицизмом стадия развития ума и человечества и отдельного человека…»[9].

Задаваясь вопросом, «откуда проистекает право, каков его действительный источник?», теоретики, образно говоря, «телегу ставят впереди лошади». Ибо для ответа на него требуется знание того, чтó есть право, следовательно, требуется понятие права вообще, а не права в его изначальном виде. В поисках же «источника» права без понятия о праве как таковом можно зайти далеко…

Полтора столетия назад известный английский историк права Генри Мейн замечал по поводу древнего права:

«Если бы мы могли каким-нибудь способом определить те первоначальные формы, в которых впервые проявлялись юридические понятия, то это было бы для нас неоцененным приобретением. Эти первоначальные идеи так же важны для юриста, как первичные пласты земной коры для геолога. Они заключают в себе зачатки всех тех форм, в которых впоследствии проявлялось право. Та поспешность или то предубеждение, которое удостаивало их только самого поверхностного внимания, были причиной того неудовлетворительного состояния, в каком мы находим науку юриспруденции. Исследования юристов представляют в сущности большое сходство с исследованиями в области естественных наук: точно таким же способом занимались в былое время физикой и физиологией, пока непосредственное наблюдение не заступило места предположений. Теории довольно правдоподобные и понятные, но совершенно непроверенные, вроде теории Естественного Права или Общественного Договора, предпочитались добросовестным исследованиям в области первобытной истории общества и права; такие теории только затемняют истину, отвлекая внимание исследователя от того единственного способа, которым эта истина может быть открыта, и оказывая тем более пагубное влияние на дальнейшее развитие юриспруденции»[10].

Это пагубное влияние названных и иных умозрительных теорий происхождения права, похоже, все еще продолжает сказываться на современной юридической науке. Вместе с тем, наши знания сегодня подошли к тому состоянию, когда на смену метафизической критике и произвольному синтезированию различных правовых теорий должны прийти их научная критика и создание подлинно научного общего учения о праве — диалектической теории права[11].

Примечания

• 1. Поляков А. В. Петербургская школа философии права и задачи современного правоведения // Правоведение. — 2000. – № 2. — С. 4-6; Он же: Возможна ли интегральная теория права? // Государство и право на рубеже веков (Материалы Всероссийской конференции). Проблемы теории и истории. — М., 2001.
• 2. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. — Т. 21. — С.  281.
• 3. Там же. — С. 302-303.
• 4. Плеханов Г. В. Литература и эстетика. — М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1958. — Т. 1. Теория искусства и история эстетической мысли. — С. 125.
• 5. Стучка П. И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. — Рига, 1964. — С. 290-291.
• 6. Энциклопедия права. Учебн. пособие. — СПб.: Издательский Дом С.-Петерб. гос. ун-та. Издательство юридического факультета С.-Петерб. гос. ун-та, 2008. — С. 29-32. Приведенное автором «известное высказывание К. Маркса и Ф. Энгельса» на самом деле принадлежит К. Марксу и помещено в его статье, посвященной проекту закона о разводе (см.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. — Т. 1. — С. 162).
• 7. Ильенков Э. В. Истоки мышления; Диалектика идеального. — М.: Книжный дом «Либроком», 2010. — 208 с. — С. 28.
• 8. Максимов С. И. Правовая реальность: опыт философского осмысления: Монография. — Харьков: Право, 2002. — 328 с. — С. 4, 34.
• 9. Ильенков Э. В. Истоки мышления; Диалектика идеального. — С. 28.
• 10. Мейн Генри Самнер. Древнее право: Его связь с древней историей общества и его отношение к новейшим идеям. Пер. с англ. Изд. 2-е. — М.: КРАСАНД, 2011. — С. 2-3.
• 11. Ющик А. И. Диалектика права. — К.: Ред. журн. «Право Украины»; Ін Юре, 2013. — Кн..1: Общее учение о праве (Критический анализ общеправовых понятий). — Ч. І. — 2013. — 456 с.; Ч. ІІ. — 2013. — 768 с.