Критика права
 Наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция 

В этот день 180 лет назад [Редактировать]

В день рождения Марка Твена (12 декабря по новому стилю — 30 ноября по старому) — пара цитат из цитатника «Критики права». Они говорят о том, что писатель не был большим законником, но был настоящим республиканцем и демократом, у которого любая идеологическая фальшь и любая политика, низводящая народ до состояния немыслящей, покорно-агрессивной и легко манипулируемой массы, вызывали гнев и отвращение.


Из «Монолога царя»:

«... в России вообще нет закона, есть лишь царская воля... Мы делаем, что хотим. Веками делали, что хотели. Преступление для нас привычное ремесло, убийство — привычное занятие, кровь народа — привычный напиток. Миллионы убийств лежат на нашей совести. А богобоязненные моралисты утверждают, что убивать нас — грех. Я и мои дядюшки — это семейство кобр, поставленное над ста сорока миллионами кроликов, мы всю жизнь терзаем их, и мучаем, и жиреем за их счет, однако же моралисты утверждают, что уничтожать нас — не обязанность, а преступление.

Не мне бы распространяться на эту тему, но ведь человек, посвященный во все тайны вроде меня, понимает, что это наивно до смешного и, по существу, нелогично. Наша семья для закона недосягаема: ни один закон нас не касается, нас не ограничивает, не дает народу защиты от нас. Отсюда вывод: мы вне закона. А ведь в того, кто вне закона, любой человек имеет право всадить пулю! Боже мой, что стало бы с нашим семейством, не будь на свете моралиста?! Он постоянно был нашей опорой, нашим заступником, нашим другом, ныне же он наш единственный друг. Как только начинаются зловещие разговоры об убийстве, он тут как тут со своей внушительной сентенцией: “Воздержитесь! Насилие никогда еще не приносило ценных политических результатов!” И этим он нас спасает. Я допускаю, что он и сам в это верит. Но верит, скорей всего, потому, что у него нет школьного учебника всемирной истории, который доказал бы ему, что его сентенция никакими фактами не подтверждается. Без насилия никогда не была свергнута ни одна тирания, и все троны воздвигнуты путем насилия; путем насилия мои предки укрепились на троне; с помощью убийств, предательства, клятвопреступлений, пыток, тюрем и каторги они охраняли этот трон в продолжение четырех столетий, и такими же средствами я сам удерживаю его сегодня. Любой из Романовых, прошедший выучку и имеющий за плечами некоторый опыт, может так перефразировать сентенцию моралиста: “Насилие, и только насилие, приносит ценные политические результаты”. Моралисту ясно, что ныне, впервые в истории, мой трон действительно в опасности: нация пробуждается от рабской летаргии, длившейся с незапамятных времен. Но ему невдомек, что причиной тому послужили четыре акта насилия: уничтожение мною финляндской конституции, убийство Бобрикова и убийство Плеве революционерами и массовый расстрел невинных людей, учиненный мною несколько дней назад».


Из «Записных книжек»:

«Во время серьезных общественных кризисов, чреватых кровавыми событиями, толпа на самом деле мало заботится о том, на чьей стороне правда. Она заботится лишь о том, чтобы быть на стороне сильного. В Северных штатах, в годы перед войной, тех, кто выступал против рабовладения, презирали, травили, подвергали остракизму. Это делали “патриоты”. Потом мало-помалу “патриоты” перешли на сторону тех, кто боролся с рабовладением, и тогда это стало считаться патриотичным.

Есть два рода патриотизма: монархический патриотизм и республиканский патриотизм. В первом случае монарх и правительство спокойно подсовывают вам свое представление о патриотизме. Во втором — ни правительство, ни даже нация в целом не в праве указывать отдельному гражданину, каким должен быть его патриотизм. Евангелие монархического патриотизма гласит: “Мой король всегда прав!” Мы рабски скопировали его, лишь слегка изменив формулировку: “Моя страна! И в правом, и в неправом!”

Мы отбросили прочь наиболее драгоценное право, каким владели, — право отдельного гражданина восстать и против родины, и против знамени, если он (он один!) считает, что родина и знамя выступают в защиту неправого дела. Мы отбросили прочь это право, а с ним вместе и все подлинно достойное, что содержится в этом нелепом, вызывающем хохот слове “Патриотизм”».