Петр Стучка — «Организованная власть господствующего класса и право», «Право как система общественных отношений»

«Как бы мы ни смотрели на роль государства в вопросе о праве, близкая связь понятий права и государства вне всякого сомнения. Возникает, естественно, вопрос о взаимоотношении права и государства. Что было раньше, право или государство? И кто кого определяет? Право государство или государство право? Если отбросить теории божественного происхождения права и государства, а также теорию народного духа и вечной идеи, по которым и право и государство, оба исходят из единого источника параллельно, то казалось бы, для буржуазной науки остается лишь одно решение: государство издает законы, их отменяет и охраняет, следовательно государство, власть — основной момент. Наиболее последовательные юристы как напр. Гумплович, так и ставят вопрос: «Право в силу своего происхождения везде и всюду — форма государственного порядка, именно господства меньшинства над большинством». И даже отец буржуазной политической экономии Адам Смит (Wealth of Nations, гл. V) пишет: «Буржуазное правительство в самом деле устроено только для защиты богатых против бедных или для защиты тех, кто имеет что-либо, от тех, кто ничего не имеет». Но это ныне слишком откровенный для буржуазии язык. Поэтому «наука государственного права» изобрела понятие правового государства (Rechtsstaat) не в том только смысле, что в этом государстве все делается по праву, а, главное, в том значении, что право само является основанием государства, и что право, хотя и является фактически монопольным произведением государства, в то ж время состоит его творцом, родителем. Но буржуазное общество не останавливается на таких маленьких противоречиях и недоразумениях. И с введением в «демократическом строе» фикции социального договора оно охотно предоставляет правительству всякие права, ибо уверено в его классовой благодарности.

«Und der König absolut,

Wenn er unsern Willen tut»,

— так пели юнкеры. (Пусть будет король абсолютным монархом, если он только исполняет нашу (классовую) волю)».

Петр Стучка — «Общественные отношения и право», «Классовый интерес и право»

«Нам здесь важно было только дать определение общества и общественных отношений, пригодное для нашего определения права, и показать исторически примерное конкретное содержание этих общественных отношений. Как эти общественные отношения выражаются в форме юридических отношений и далее принимают форму юридических институтов, о том речь будет впереди. Но здесь мне хотелось бы только подчеркнуть, что первичными являются всегда отношения производства и обмена; отношения же присвоения, т. е. юридические или правовые, а равно и нравственные, которых мы здесь пока не касаемся, являются лишь отношениями производными, что, однако, не мешает им играть, при известных условиях, в известные исторические фазисы, роль преобладающую.

Для буржуазного юриста такие рассуждения непонятны, ибо он всюду имеет перед собой лишь всякого рода фетиши, с одной стороны, и абстрактные обобщения, с другой. Он мечтает о вечном, неизменном типе явлений, когда он говорит о юридическом институте, а мы и в юридическом институте видим только исторически меняющийся тип формы социальных отношений».

Пол О'Коннелл — «После референдума: что слева?»

«Главный урок, который нужно извлечь из этого референдума, состоит в следующем: если мы привержены радикальной и фундаментальной трансформации нашего мира, мы не можем добиться этого полумерами. Кроме того, не следует представлять дело таким образом, будто можно аккуратно развести аргументы и позиции, сформулированные с принципиальной и тактической точек зрения. Британские левые сделали ложный тактический выбор, подчинив принципиальную позицию неверной трактовке объективных условий, — было бы правильным вступить в дискуссию со своим четким, принципиальным пониманием альтернативы расизму и неравенству ЕС и капиталистической системы и пытаться убедить трудящихся в правоте именно этой аргументации. В таком случае сегодня мог бы быть сделан первый важный шаг на пути к политике фундаментального преобразования в Великобритании и по всей Европе. Мы потерпели поражение и в результате помогли восторжествовать Фараджу и иже с ним».

Роман Рувинский — «Верховенство бесправия. Рассуждения о миражах и препятствиях демократии»

«Право, абстрактный Закон с большой буквы, сегодня выступает в качестве одного из мощнейших и влиятельнейших идеологических концептов, служащих основанием и оправданием сомнительных политических практик, выражающихся в лишении собственности целых народов и социальных слоев, принуждении формально суверенных государственных образований к принятию тех или иных решений либо к отказу от тех или иных действий, наконец, в затыкании ртов оппозиции внутри национальных границ. То внимание, которое уделяется правящими классами этой в высшей степени относительной идее, хорошо видно в артикуляции ими таких идеологем, как «верховенство права»/«правовое государство» (rule of law, Rechtsstaat) и специфически российская «диктатура закона». Будучи не чем иным, как химерами буржуазной государственности, эти идеологемы активно используются для репрезентации интересов вполне определенных социальных групп в качестве общесоциальных, нейтральных, рациональных, а соответствующего социального порядка — в качестве предназначенного на вечные времена».

Алексей Ющик — «Метод как критерий научной новизны диалектической теории права»

«Представление о свободе как субстанциальной категории в теории права стало едва ли не общим местом. Так, В. С. Нерсесянц прямо указывает: “…Согласно нашей либертарно-юридической концепции юриспруденция — это наука о свободе”. Сам Гегель начинает свою философию права с того, что объявляет почвой права вообще духовное, и его ближайшим местом и исходной точкой волю, которая свободна; “так что свобода составляет ее субстанцию и определение и система права есть царство осуществленной свободы, мир духа, порожденный им самим как некая вторая природа”.

Но свобода не существует вне и без своей противоположности, которой есть необходимость, она выступает как осознанная необходимость. Поэтому и право не может быть постигнуто вне его отношения к необходимости, следовательно, без определения самого права как необходимости.

А это определение предполагает не только рассмотрение правовой нормы как процесса необходимости, но и анализ перехода от необходимости к свободе и обратно; анализ, которым напрасно старается не утруждать себя философско-правовая мысль. Между тем именно такой анализ позволяет составить вполне отчетливое представление о соотношении “базиса” и “надстройки” общества и, соответственно, о месте предмета правовой науки в ряду предметов других общественных наук».

Петр Стучка — «Революционная роль права и государства»

«За исключением признака классового интереса, и буржуазные теоретики неоднократно близко подходили к каждому отдельному из наших признаков права. Но они “понюхали, понюхали и пошли прочь”. И вся юриспруденция, это “знание божественных и человеческих дел, наука права и справедливости”, не исключая ни ее социологического, ни, тем паче, социалистического направления, по сие время вертится в каких-то убогих формулах и сама то и дело переживает сомнения, есть ли она вообще наука. Ответим прямо: нет, до сих пор она не была и не могла быть наукой; она может сделаться наукой, лишь став на классовую точку зрения, на точку зрения рабочего или хотя бы враждебного ему класса, но классовую. Может ли она это? Нет, она не может. Ибо, внеся революционную (классовую) точку зрения в понятие права, она “оправдала” бы, сделала бы законной и пролетарскую революцию. (…)

В нынешнем понимании права нет места революции, и как германские революционные крестьяне гнали своих докторов прав, а испанцы проклинали своих “togados” (юристов), так и пролетарской революции приходится быть на страже от своих “буржуазных юристов”. И интересно отметить, что такое научное ничтожество, как германский проф. Штаммлер, сумевший создать себе имя своей буржуазной карикатурой на марксизм, видит главный, если не единственный недостаток Маркса в его “недостаточной юридической выучке” (Schulung)».

Михаил Галятин — «Предупреждение студенту юридического факультета»

«Я хочу предупредить вас, что…

• Вы осознаете, что перед законом далеко не все равны. Более равен тот, у кого больше денег. А норма права это совсем не общеобязательное правило поведения, а инструмент для достижения целей и удовлетворения интересов конкретных людей или их сборищ.

• Вы уясните, что в суде побеждает не тот, у кого есть субъективное право, предоставленное ему законом, а тот, кто докажет отсутствие этого права у другого. Субъективное право есть иллюзия. И она остается таковой до тех пор, пока ваше право не будет подтверждено решением суда, вступившим в законную силу.

• Вы осмыслите, что справедливости нет места среди людей. Вы не найдете ее в судах. (...)

• Но это не самое страшное. Самое страшное, что вы станете профессионально деградировать, даже не замечая этого. Постепенно вы начнете терять веру в людей, право, справедливость. Вы станете черствым и бездушным, потеряете способность сопереживать чужому горю и сострадать. Более того, вы потеряете уверенность в собственных знаниях, ценности собственного опыта, силе собственных навыков. Загнанные жизненными обстоятельствами и рухнувшими ожиданиями сладкой жизни, как у тех телевизионных адвокатов, вы начнете гнать халтуру и отрывать от жизни свое, зарабатывая не качеством, а количеством потока».

Джошуа Крук — «Закон есть закон»: критический взгляд

«С учетом сказанного можно понять, что существуют серьезные “рыночные” доводы в пользу кейс-анализа, но это никоим образом не оправдывает отсутствие моральной, политической или иной “внешней” перспективы в учебном плане юридических факультетов. Не озадачиваясь тем, каким образом прецедентное право выводит должное из сущего (воспроизводя таким образом свою логическую несостоятельность), рыночная рациональность всего лишь рассматривает это как полезный навык, которым должны владеть студенты. Как заметила Маргарет Торнтон, другие способы оценивания, такие как “исследовательские эссе с их творческим и критическим потенциалом, не согласуются с рыночной ортодоксией”. Другие виды заданий слишком сложны с точки зрения их оценивания, написания и внедрения. И они могут ставить под сомнение status quo. Главная беда в том, что творческое, подлинно интеллектуальное мышление — как раз такая способность, которая в глазах работодателя обладает сомнительной ценностью, поскольку препятствует формированию у студентов некоторых важных с рыночной точки зрения умений и навыков.

Таким образом, потребности рынка, крупных фирм и юридических факультетов перевешивают нравственный и критический настрой или интеллектуальную проницательность отдельно взятого студента».

Владимир Ленин — «Отдача в солдаты 183-х студентов»

«Правительство обращается к общественному мнению, точно хвастаясь энергичностью своей расправы, точно издеваясь над всеми освободительными стремлениями. И все сознательные элементы во всех слоях народа обязаны ответить на этот вызов, если они не хотят пасть до положения безгласных, молча переносящих оскорбления рабов. (...) Рабочий класс поднял уже борьбу за свое освобождение. И он должен помнить, что эта великая борьба возлагает на него великие обязанности, что он не может освободить себя, не освободив всего народа от деспотизма, что он обязан прежде всего и больше всего откликаться на всякий политический протест и оказывать ему всякую поддержку. (...) И тот рабочий недостоин названия социалиста, который может равнодушно смотреть на то, как правительство посылает войско против учащейся молодежи. Студент шел на помощь рабочему, — рабочий должен прийти на помощь студенту. Правительство хочет одурачить народ, заявляя, что стремление к политическому протесту есть простое бесчинство. Рабочие должны публично заявить и разъяснить самым широким массам, что это — ложь, что настоящий очаг насилия, бесчинства и разнузданности — русское самодержавное правительство, самовластье полиции и чиновников».

Зарианна Соломко — О тернистых путях современной российской теоретико-правовой мысли

«Анализ процессов, которые происходят в российской академической теоретико-правовой и философско-правовой мысли, неизбежно подводит к выводу: речь здесь зачастую не идет не только о “догоняющем” научном развитии, но и о научном развитии вообще. Речь идет о легко узнаваемой логике функционирования идеологической системы в обществе с авторитарным политическим режимом и периферийной экономикой, где симбиоз описательной формально-догматической юриспруденции отечественного производства, мейнстримных западных концепций и “возрожденной” русской философии права религиозного и консервативного толка служит подпиткой ложных идеалов, маскировкой экономической эксплуатации и духовного угнетения, на которых зиждется глобальное классовое общество, и вакциной от любых подлинно демократических и эгалитарных инициатив».