Критика права
 Наука о праве начинается там, где кончается юриспруденция 

О «князе Ходынском» и обстоятельствах его убийства: историческая справка по случаю восстановления одного памятника

4 мая 2017 года при участии В. Путина и патриарха Кирилла в сквере у Никольской башни Кремля был заново открыт поклонный крест, посвященный великому князю Сергею Александровичу. В 1918 году этот памятник был снесен советской властью.

По сообщению канала «РБК», возвращение памятника В. Путин назвал победой «правды и справедливости», которые «всегда в конечном итоге торжествуют». Кроме того, президент также заявил, что «насилию и убийствам, какими бы политическими лозунгами они ни прикрывались, не может быть никакого оправдания».

В связи с этим событием «Критика права» напоминает о некоторых значимых обстоятельствах, касающихся личности великого князя и террористического акта Ивана Каляева.

«Консерватор и решительный противник конституционного ограничения монархической власти, великий князь Сергей Александрович неоднократно выступал инициатором применения военной и полицейской силы к безоружным манифестантам, нес личную ответственность за «Кровавое воскресенье» и снискал ненависть и презрение не только активных участников революционного движения, — по меткому замечанию Ленина, великий князь «революционизировал Москву едва ли не лучше многих революционеров». Поэтому совсем не случайно этот человек оказался в числе тех, кому Боевая организация партии социалистов-революционеров вынесла смертный приговор».

Ярослав Гашек — «Партия растет, но ее бьют»

Ко дню рождения Ярослава Гашека в разделе «Литклассика» размещен один из его великолепных памфлетов из книги «Политическая и социальная история партии умеренного прогресса в рамках закона».

«Если вам как оратору плюнут в глаза, не вытирайте их рукою, рукавом или платком: можете получить воспаление роговицы. В этом случае лучшее средство — теплая вода. Если же политический противник выбьет вам зуб, не приходите в отчаяние: когда политические противники выбили святой Катержине все зубы, она стала святою. Правда, в наши дни церкви ни к чему святые вроде вас, спокойно отправляйтесь к врачу, и он вставит вам новый зуб. Если собравшиеся оторвут вам на собрании ухо, хватайте его и, не дожидаясь окончания митинга, быстренько бегите к ближайшему врачу, чтобы он пришил вам его. Ну а уж если вам оторвут голову, бог с ней, не поднимайте ее: в политике голова не нужна… Вот те принципы, несомненно очень разумные, с которыми мы, члены комитета партии умеренного прогресса в рамках закона, прибыли на собрание национально-социальной партии, состоявшееся в танцевальном зале “У Банзетов” в Нуслях».

Владимир Ленин — «Объективная статистика»

Ко дню рождения Владимира Ленина на сайте размещена его заметка «Объективная статистика» (из цикла «Случайные заметки»), в которой на примере дореволюционной России конца XIX — начала XX века показано, что классовый характер правотворчества проявляется не только в содержании правовых актов, но и в доступных самому простому эмпирическому учету количественных показателях.

«В сфере торгово-промышленных интересов “мы” стремимся стоять на высоте задачи, стремимся делать все возможное для облегчения союзов между купцами и промышленниками (стремимся, но не делаем, ибо тяжеловесность машины и безграничная волокита ставят очень тесные пределы “возможному” в полицейском государстве). В сфере же некоммерческих союзов мы принципиально стоим за гомеопатию. Ну, общество хмелеводства или поощрения женского труда — это еще ничего себе. А вот учебно-воспитательные прогулки… Господь их знает, о чем они на прогулках говорить будут и не будет ли затруднен неослабный надзор со стороны инспекции? Нет уже, знаете ли с огнем надо обращаться осторожнее».

Речь Андрея Ивановича Желябова на процессе по делу о 1 марта 1881 г.

136 лет назад, 26-29 марта 1881 года, состоялся «процесс первомартовцев» — суд над народовольцами Андреем Желябовым, Софьей Перовской, Николаем Кибальчичем, Гесей Гельфман, Тимофеем Михайловым, Николаем Рысаковым, которые организовали и 1 марта 1881 года осуществили убийство Александра II (также причастные к покушению Игнатий Гриневицкий и Николай Саблин не дожили до суда). Все обвиняемые были приговорены к смертной казни и повешены (Г. Гельфман, которой казнь была сначала отсрочена, а затем заменена вечной каторгой, умерла в тюрьме).

Андрей Желябов, хотя и был арестован до акта цареубийства, потребовал приобщить его дело к делу товарищей. От услуг судебного защитника Желябов отказался.

Материал взят с сайта «VIVOS VOCO» — одного из первых и лучших просветительских ресурсов Рунета.


«Итак, мы, переиспытав разные способы действовать на пользу народа, в начале 70-х годов избрали одно из средств, именно положение рабочего человека, с целью мирной пропаганды социалистических идей. Движение крайне безобидное по средствам своим, и чем оно окончилось? Оно разбилось исключительно о многочисленные преграды, которые встретило в лице тюрем и ссылок. Движение, совершенно бескровное, отвергающее насилие, не революционное, а мирное, было подавлено. Я принимал участие в этом самом движении, и это участие поставлено мне прокурором в вину. Я желаю выяснить характер движения, за которое несу в настоящее время ответ».

Петр Стучка — «История дореволюционного правопонимания»

На сайте выложена предпоследняя глава из монографии Петра Стучки «Революционная роль права и государства. Общее учение о праве» — «История дореволюционного правопонимания» — важный текст для понимания логики развития правовых идей.

«... нет другого предмета, объективное исследование которого лучше подтвердило бы на каждом шагу материалистическое понимание истории, чем именно изучение права и науки о праве. И если есть область, в которой уместно иногда самое прямолинейное материалистическое истолкование явлений, то это как раз область изучения истории права и его теорий. Не только то обстоятельство, что наука о праве всегда плелась в хвосте прочих отраслей человеческих знаний вообще, но, особенно, то, от какой науки она в каждый данный момент черпала свои научные “законы” и методы, является самым красноречивым свидетелем в пользу материалистического понимания истории вообще. По очереди — механика, биология, психология “диктовала свои законы” и приемы юриспруденции, но ни та, ни другая, ни третья взамен ничем не обогатились от науки права, если не считать кое-каких “самовольных” поправок и “разъяснений”, вносимых юристами всякий раз, когда “закон” той или иной науки “не вышел туда, куда его повернул” ученый юрист. И только самая младшая из наук — социология, впрочем всегда являвшаяся лишь как бы двоюродной сестрой юриспруденции и проделавшая с математической точностью тот же ход развития, как и правоведение, в ее буржуазном издании скорее успела подпасть под влияние юриспруденции, чем овладеть последней».

«К. Маркс и Ф. Энгельс о праве» — глава «Производственные и правовые отношения»

На сайте появилась третья глава книги «К. Маркс и Ф. Энгельс о праве» (под редакцией и с комментариями И. П. Разумовского).

«С точки зрения более высокой экономической формации общества частная собственность отдельных индивидуумов на землю будет представляться совершенно столь же нелепой, как частная собственность одного человека на другого человека. Даже все общество, нация и даже все одновременно существующие общества, взятые вместе, не суть собственники земли. Они лишь ее владельцы, лишь пользующиеся ею и... они должны улучшенной оставить ее следующим поколениям».

Петр Стучка — «Правовое отношение и его анализ»

На сайте выложена очередная глава из монографии Петра Стучки «Революционная роль права и государства. Общее учение о праве» — «Правовое отношение и его анализ».

«Как известно, буржуазная наука всю совокупность конкретных правовых отношений называет правом в субъективном смысле. Напротив, правом в объективном смысле она называет не право, с точки зрения объекта, т. е. содержания этих отношений, а всю совокупность, или всю систему действующих правовых норм, т. е. попросту свод законов. Значит, буква формы у них считается самым объективным элементом права. Но вслед за тем и в понятие субъективного права она вносит не просто понятие права, относящееся к данному субъекту права, а понятие права, как нечто прирожденное субъекту, как известное “отвлеченное право человека” в смысле известной декларации французской революции.

При нашем правопонимании, если бы мы пользовались этими словами, мы, конечно, объективного элемента искали бы не в законе и, в особенности, не в его букве, а в конкретных общественных отношениях, образующих всю правовую систему. Субъективным же элементом у нас было бы тогда скорее всего то субъективное изложение, какое эти конкретные отношения получают в законе. Но я не предлагаю ввести у нас эти новые обозначения, как бесцельные. А между тем на эту тему в буржуазной литературе писалось чрезвычайна много. Ибо только таким путем они нашли возможным примирить две области, связи которых они не понимают до сих пор: сферу конкретных правовых отношений и сферу абстрактных отношений, т. е. правовых норм».

Андрей Платонов — «Христос и мы»

Ко дню памяти Андрея Платонова (5 января) и Рождеству — обновление «Библиотеки».

Едва ли можно найти что-либо более далекое и чуждое друг другу, чем Октябрьская революция и христианство, — в этой мысли едины и вульгарные «марксисты», отрицающие актуальную ценность христианских идей и христианской культуры, и «православные», «католические» и т. п. мещане, все христианство которых сводится к формальной атрибутике, пошлым рождественским картинкам в Facebook, приверженности патриархальным семейным «ценностям», показной благотворительности и торгашеским отношениям со своими «святыми».

Почему такой взгляд ложен и в чем состоит затемняемая в любом классовом обществе глубокая истина христианства — читайте в этом небольшом тексте Андрея Платонова, звучащем как восхитительный евангельский стих.

«Не вялая, бессильная, бескровная любовь погибающих, а любовь-мощь, любовь-пламя, любовь-надежда, вышедшая из пропасти зла и мрака, — вот какая любовь переустроит, изменит, сожжет мир и душу человека.

Пролетариат, сын отчаяния, полон гнева и огня мщения. И этот гнев выше всякой небесной любви, ибо только он родит царство Христа на земле.

Наши пулеметы на фронтах выше евангельских слов. Красный солдат выше святого.

Ибо то, о чем они только думали, мы делаем.

Люди видели в Христе бога, мы знаем его как своего друга.

Не ваш он, храмы и жрецы, а наш. Он давно мертв, но мы делаем его дело — и он жив в нас».

Михаил Салтыков-Щедрин — «Недреманное око»

Новогоднее обновление раздела «Литклассика» — одна из сказок М. Е. Салтыкова-Щедрина. Изображенный в ней тип прокурорского работника сегодня не менее узнаваем, чем в конце XIX века.

«И пошел он по судебно-административному полю гоголем похаживать. Ходит да посвистывает: берегись! в ложке воды утоплю! (…)

Идет дальше, слышит: «Мздоимцы, Прокурор Куролесыч, одолели! мздоимцы! лихоимцы! кривотолки! Прелюбодеи!»

— Где мздоимцы? какие лихоимцы? никаких я мздоимцев не вижу! Это вы нарочно, такие-сякие, кричите, чтобы авторитеты подрывать... Взять его под арест!

Еще дальше идет; слышит: «Добро казенное и общественное врозь тащат! Чего вы, Прокурор Куролесыч, смотрите! Вон они, хищники-то, вон!»

— Где хищники? Кто казенное добро тащит?

— Вон хищники! вон они! Вон он какой домино на краденые деньги взбодрил! А тот вон — ишь сколько тысяч десятин земли у казны украл!

— Врешь ты, такой-сякой! Это не хищники, а собственники! Они своим имуществом спокойно владеют, и все документы у них налицо. Это вы нарочно, бездельники, кричите, чтобы принцип собственности подрывать! Взять его под арест!

Дальше — больше. «Жена мужу жизнь с утра до вечера точит!» — «Муж жену в гроб, того гляди, заколотит!» — «Ни за чем вы, Прокурор Куролесыч, не смотрите!»

— Я-то не смотрю? А ты видел ли, какое у меня око? Одно оно у меня, но — ах, как далеко я им вижу! Так далеко, что и твою, бездельникову, душу насквозь понимаю! И знаю, чего вам, негодникам, хочется: семейный союз вам хочется подорвать! Взять его под арест!»

Зарианна Соломко — «Назад к Канту!», или Вирус неокантианства в российской юридической науке

Старый философский лозунг второй половины позапрошлого века  — «Назад к Канту!» — с полным основанием мог бы украшать знамя современной российской юриспруденции: постсоветские правоведы активно восстанавливают в правах идеи и методологию русской дореволюционной философии права неокантианского толка, растет число адептов стихийного юридического неокантианства, специализирующихся на различении и противопоставлении «должного» и «сущего». По убеждению автора, этот массовый «неокантианский ренессанс», вопреки претензиям его подвижников, свидетельствует не о прогрессе в осмыслении правовой реальности, а о деградации академического правопонимания.

«Можно, следовательно, сколько угодно говорить об относительно прогрессивном характере российской неокантианской философии права и в ее дореволюционной, и в постсоветской формах, однако нет сомнений в том, что в конечном итоге она в гораздо большей степени служит делу сохранения существующего социального порядка (глобального классового общества в целом и российского “паракапитализма” в частности), чем цели его радикального преобразования. Неокантианская политико-правовая идеология набрасывает “покров любви” на буржуазную действительность, формирует иллюзорные представления о тех конкретных социальных идеалах, к которым могут и должны стремиться люди, живущие в условиях капитализма. Она обещает то, чего капитализм объективно не может дать, и затемняет понимание объективных законов функционирования политико-правовой системы. (...) Самые правильные слова и самые возвышенные социальные чаяния — человеческое достоинство, свобода, равенство, социализм — оказываются у российских неокантианцев, даже самых прогрессивных, как сказал бы Ленин, всего лишь “звонкой либеральной фразой”, коль скоро пути осуществления этих идеалов мыслятся ими в строгих рамках законопослушного поведения и непременно в формах “правового государства”. Эта идеология канализирует социальную активность в безопасное русло, ибо она, как когда-то и сам Кант, начинает c констатации “безусловной свободы”, а в итоге, как правило, заканчивает призывом к безусловному повиновению».