Классовый интерес и право [Редактировать]

/82/ Основным признаком той системы общественных отношений, которой охватывается понятием «право», мы отметили ее соответствие интересу господствующего класса, что и является основанием ее охраны со стороны организованной власти этого класса. Под словом «интерес» мы в обыденной жизни понимаем «пользу или выгоду отдельного лица или совокупности лиц в противоположность выгоде или пользе других лиц», или же долю участия кого-либо в чем-либо. Но что мы понимаем под словом «классовый интерес»? Что означает само слово «класс»?

В основу своего понимания истории Маркс положил борьбу классов, вытекающую из их классовых противоречий. Но в своем письме Вейдемейеру[1] Маркс сам пишет: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты — экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов»[2]. Другими словами, К. Маркс впервые создал революционную социологию, науку о социальной революции, почему Энгельс, а вслед за ним и Бебель, и другие социал-демократы говорили о «научном социализме».

В том же письме к Вейдемейеру Маркс говорит: «Достаточно, например, раскрыть главное произведение Рикардо чтобы на первой же странице найти следующие слова, которыми он начинает свое предисловие:

«Продукт земли, — все, что получается с ее поверхности путем соединенного приложения труда, машин и капитала, делится между тремя классами общества, а именно, между собственником земли, владельцем того фонда, или капитала который необходим для ее обработки, и рабочими, трудом которых /83/ она обрабатывается»[3]. Маркс сам подробный разбор этого понятия отложил к концу своего труда о капитале, но эта работа осталась незаконченной. «Что образует класс», — спрашивает Маркс и отвечает, «...ответ этот получится сам собой, раз мы ответим на другой вопрос: благодаря чему наемные рабочие, капиталисты и земельные собственники образуют три больших общественных класса?

На первый взгляд, это — тождество доходов и источников дохода. Перед нами три большие общественные группы, компоненты которых — образующие их индивидуумы — живут соответственно на заработную плату, прибыль и земельную ренту, живут использованием своей рабочей силы, своего капитала и своей земельной собственности. Но с этой точки зрения, врачи и чиновники, например, образовали бы два класса, так как они принадлежат к двум различным общественным группам, причем члены каждой из этих двух групп получают свои доходы из одного и того же источника. То же было бы верно и по отношению к бесконечной раздробленности интересов и положений, создаваемой разделением общественного труда среди рабочих, как и среди капиталистов и земельных собственников, — последние делятся, например, на владельцев виноградников, пахотной земли, лесов, рудников, рыбных угодий»[4]. (Здесь обрывается рукопись III т. «Капитала».)

В вопросе о значении и развитии классов и их взаимной борьбы определенно выступают два направления: революционное, творцами и представителями которого являются Маркс и Энгельс, и контрреволюционное, проповедующее вместо социальной революции и пролетарской диктатуры всякого рода примирение классовых разногласий, начиная от чисто буржуазных представителей этого течения, вплоть до новейшего типа социалистов-предателей, на словах говорящих о классовой борьбе, но на деле ищущих примирения, коалиции и т. д. с буржуазной «демократией».

Еще американец Кэри (Carey) в своем споре против Рикардо старался доказать, что «экономические условия класса — рента (земельная собственность), прибыль (капитал) и заработная плата (наемный труд), вместо того чтобы быть условиями борьбы и антагонизма, как раз должны являться условиями объединения (ассоциации) и согласия (Harmonie)». И это направление после революции 1848 г. /84/ охватило всю буржуазию поголовно, а после революции 1917 г. и еще с 1914 г. почти всех вождей с.-д. всего мира. А события 1917 и 1914 гг. вскрыли только то, что в социал-демократии тлело и до того, и чем страдала вся марксистская литература[5], почти без исключения, а именно — революционность словесную при полнейшем внутреннем оппортунизме.

До революции 1848 г. и буржуазные писатели иногда рассуждали дельно и часто даже правильно в своей критике современного общества. Для примера я беру только одного крупного юриста, Лоренца фон Штейна, первая работа которого «Социализм и коммунизм» появилась в 1842 г. Он видит ясно, какое значение для буржуазного общества имеет «обеспеченность личной собственностью». «По мере и роду собственности мы получаем две категории: общественный класс и общественную форму («общественный порядок»)». «Образование классов это — тот процесс, путем которого в силу распределения собственности (буквально, владения — des Besitzes) происходит распределение духовных прав, благ и функций между отдельными членами общества». По размерам собственности Штейн делит все общество на 3 класса: высший, средний и низший (неимущий). Между этими классами происходит, с одной стороны, беспрерывная борьба из-за увеличения своей собственности; с другой стороны, каждый господствующий общественный класс стремится подчинить себе завоеванную государственную власть, к чему стремится и неимущий класс путем социальной революции. Прибавляя в дальнейшем к прочим благам частной собственности еще и духовные блага (умственное развитие), Штейн определяет класс словами: «Когда эти определяемые по экономическим признакам классы доходят до сознания своего общего положения, то получается понятие общего им класса», как «совокупности лиц, занимающих в силу своего однородного экономического положения однородное общественное положение». В позднейших своих сочинениях Штейн все более настаивает на том, что «все спасение в согласовании этих классовых интересов, в каком согласовании решающее значение (das Zünglein an der Waage) принадлежит среднему классу» (или, как теперь говорят, — «демократии»).

Не будем больше останавливаться на буржуазных писателях, говоривших о классах, но обратимся прямо к попытке Каутского дополнить прерванную Марксом работу определения /85/ класса. По частному поводу Каутский в «Neue Zeit», 1902 г. № 31, писал: «Отдельные классы образует не только общность источника дохода, но и вытекающая отсюда общность интересов и общность противоположности прочим классам, из которых каждый стремится суживать источник доходов другого, чтобы обогатить (reichlicher fliessen laseen) источник своего дохода». Но Каутский тут же признает, что такое же противоречие интересов существует и между отдельными подразделениями этих классов, напр. промышленных, торговых и т. д.

Не говоря уже о бледной формулировке этого определения, теперь нам ясен и скрытый смысл этого объяснения класса, который ныне у Каутского вскрылся донельзя отчетливо. Если просмотреть все, что Маркс писал о классовой борьбе, которую он, кстати, в I т. «Капитала»[6] даже отождествляет с гражданской войной, то всякий скажет, что Маркс, конечно, не мог свести суть классовых противоречий к стремлению одного класса урвать себе часть дохода на счет дохода другого класса, ибо он эту суть видел в самом уничтожении враждебного класса, так же как он не мог ограничиться понятием суживания источника доходов враждебного класса, когда он имел в виду полную его отмену.

Мыслим ли более наглядный урок, чем сейчас дает борьба класса капиталистов всего мира, имеющая целью понижение заработной платы путем понижения цен на предметы массового потребления, которого он, в свою очередь, стремится достигнуть посредством понижения заработной платы же? Это его мирная, или легальная, классовая борьба за распределение и размер дохода и в ней он выбрасывает миллионы безработных на улицу, осуждая их на верную гибель, ибо его классовое право ему это разрешает. На это рабочие пока отвечают стачкой, в некотором роде голодовкой, которая, однако, на этот раз оказывается бессильной. Для рабочего класса единственным верным способом борьбы остается радикальная, т. е. революционная классовая борьба, другими словами гражданская война[7]. Она пока нелегальна, или, в лучшем случае, полулегальна, но ее узаконит победа революции. Так критикует ныне революция оппортунистический оттенок определения понятия класса, данного Каутским.

/86/ Но и тогда еще (1906 г.) в своей статье «Класс и партия»[8] Финн-Енотаевский решительно выступил против этого определения, указывая на то, что самое присвоение зависит от существования классов и их интересов, а не наоборот. И что антагонизм, противоречие интересов, по Марксу даны условиями производства, а не распределения. Он приводит в подтверждение своего взгляда целый ряд цитат из Маркса («Капитал», т. III, ч. 2, его «Теории прибавочной стоимости» и «18 Брюмера»), из которых явствует, что, по Марксу, определенное расчленение общества вытекает из определенной формы материального производства (т. е. общественного производства материальных средств существования человеческой жизни). Распределение продуктов дано распределением элементов производства, а эти отношения распределения (элементов производства), напротив того, образуют основы «особых общественных функций, выпадающих в пределах самого производственного отношения на долю определенных его агентов в противоположность непосредственным производителям. Они придают самим условиям производства и их представителям специфическое общественное качество. Они определяют весь характер и все движение производства»[9].

И земельная рента не есть простая форма распределения, как это могло бы показаться потому, что землевладелец не отправляет никакой или, по крайней мере, никакой нормальной функции в процессе производства. Но земельный собственник играет роль в капиталистическом процессе производства не только тем, что он оказывает давление на капитал, и не только тем, что крупная собственность есть предпосылка и условие капиталистического производства, но специально тем, что он является персонификацией одного из самых существенных условий производства. Общественные производительные силы труда имеют здесь особую форму развития: они противостоят рабочему, как самостоятельные силы капитала, и стоят поэтому «в прямом противоречии с собственным его, рабочего, развитием»[10]. Существование общественных классов, а, следовательно, и конфликты их между собой определяются «степенью развития их экономического положения, характером и способом производства и определяемого им обмена»[11].

/87/ Из всего этого Финн-Енотаевский делает вывод: «Значит, классы определяет распределение элементов производства: антагонизм классов, противоречия интересов даны условиями производства, а не распределения. А что делает рабочих, капиталистов и землевладельцев тремя общественными классами? Их роль, их отношения в процессе производства».

Это так, но в этом определении еще недостаточно подчеркнута диалектическая, революционная точка зрения Маркса, на которую он сам указывает в цитированном выше письме и которая бросается в глаза уже в самых первых его работах. Еще в 1847 г. в полемике против Гейнцена (см. Nachlass, II т., стр. 467 и т. д.) он писал, что г-н Гейнцен отрицает класс. «Весьма «возможно», что отдельные индивиды не «всегда» зависят от класса, к которому они принадлежат», но этого никогда не может быть по отношению к целым классам, «существование которых покоится на экономических, от их воли не зависящих условиях и которые в силу этих условий находятся в острейшем антагонизме друг к другу»[12].

«Так как частная собственность, например, представляет собой не простое отношение и уж совсем не абстрактное понятие или принцип, а всю совокупность буржуазных производственных отношений — речь идет не о подчиненной, пришедшей к гибели, а именно о существующей теперь, буржуазной частной собственности, — так как все эти буржуазные производственные отношения являются классовыми отношениями... то изменение или вообще уничтожение этих отношений может, конечно, произойти лишь в результате изменения самих классов и их взаимных отношений; изменение же отношений между классами есть историческое изменение, продукт всей общественной деятельности в целом, одним словом, продукт определенного «исторического движения»[13].

«Пролетариат и богатство — это противоположности. Как таковые, они образуют некоторое единое целое. Они оба порождены миром частной собственности... Частная собственность как частная собственность, как богатство вынуждена сохранять свое собственное существование, а тем самым и существование своей противоположности — пролетариата. Это — положительная сторона антагонизма, удовлетворенная, в себе самой частная собственность. Напротив, пролетариат как /88/ пролетариат вынужден упразднить самого себя, а тем самым и обусловливающую его противоположность — частную собственность, — делающую его пролетариатом. Это — отрицательная сторона антагонизма... Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность»[14]. И эту мысль Маркса дополняют его же слова в «Нищете философии»: «Условие освобождения рабочего класса есть уничтожение всех классов; точно так же, как условием освобождения третьего сословия, буржуазии, было уничтожение всех и всяческих сословий»[15].

Итак, Маркс смотрит на борьбу класса капиталистов против класса землевладельцев, т. е. феодального сословия, как на борьбу на жизнь и на смерть. Для промышленного капитала (в том числе и капиталиста-арендатора) «уничтожение собственности на землю составляет важнейший вопрос о собственности для английской промышленной буржуазии, и ее борьба против хлебных законов имела именно этот смысл»[16]. Эта борьба кончилась компромиссом[17], ввиду начинающейся новой борьбы между классом капиталистов и пролетариатом. Эта борьба снова принимает характер борьбы не на жизнь, а на смерть, еще более ожесточенной, ибо это действительно «последний решительный бой».

При таком понимании хода развития буржуазного общества все общество вернее всего назвать обществом перманентной (беспрерывной) гражданской войны. И эту картину К. Маркс имеет все время перед глазами и в своем объективнейшем труде «Капитал»[18], когда он борьбу за 10-час. рабочий день называет гражданской войной, а массовое неподчинение закону со стороны класса предпринимателей — прямым восстанием. Ясно, что здесь суть вопроса в закреплении роли каждого класса в производстве, т. е. в самом способе присвоения, другими словами — в частной собственности, ибо не вокруг изменения этой собственности как способа присвоения /89/ или ее размеров идет борьба, но вокруг ее отмены[19]. «Быть или не быть».

Великолепную формулировку революционного понятия класса В. И. Ленин дал еще в 1919 г. в своем «Великом почине»: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства»[20].

Если мы говорим после этого о классовом интересе, то, конечно, не о простой сумме отдельных интересов. Нет, этот интерес является моментом, накладывающим отпечаток на всю совокупность борьбы данного класса. Это тот фокус, в котором отражается весь жизненный интерес данного класса. Этот интерес существует объективно, помимо воли самих членов класса, и степень сознания классом своего интереса — явление чисто историческое: «Над различными формами собственности, над социальными условиями существования возвышается целая надстройка различных и своеобразных чувств, иллюзий, образов мысли и мировоззрений. Весь класс творит и формирует все это на почве своих материальных условий и соответственных общественных отношений»[21].

Этот интерес, сознан ли он или инстинктивно чувствуется, настолько силен, что Иеринг, не стоящий открыто на классовой точке зрения, по поводу судейского толкования права, мог сказать: «Даже логика подчиняется интересу» (Jhering «Geist d. rom. R.». 2, 465). Но сознание приходит медленно; даже наиболее дальновидные умы господствующего класса лишь в ужасе отворачиваются от этого виднеющегося им призрака /90/ гибели или ищут спасения в компромиссах, а общая масса верит слепо в вечность своего господства. И с полным правом Энгельс (в своем «Анти-Дюринге»[22]) говорит: «...Если, в виде исключения, иногда и удается познать внутреннюю связь общественных и политических форм существования того или иного исторического периода, то это, как правило, происходит тогда, когда эти формы уже наполовину пережили себя, когда они уже клонятся к упадку»[23].

Говоря о классовом интересе, мы, таким образом, имеем в виду нечто иное, чем говоря об интересах индивидов или юридических коллективов, о которых говорят Иеринг и др. Для лучшей иллюстрации осветим вкратце фазисы развития частной собственности, описанные нами в главе II, каждый раз определяя преобладающий интерес господствующего в данный момент класса.

В Риме первая классовая борьба идет между патрициями (господствующим племенем, а затем и классом) и плебеями — за власть, как средство, обеспечивающее завладение общинной землей (ager publicus). Плебеи со своей земли платят дань, патриции за захваченный в свою монополию «ager publicus» — не платят. Борьба за власть приводит к уравнению плебеев в политических и гражданских правах.

Следующая борьба классов относится к борьбе торгового капитала против крестьянства. «...В античном мире классовая борьба протекает преимущественно в форме борьбы между должником и кредитором и в Риме кончается гибелью должника-плебея, который замещается рабом»[24]. Ростовщический и вообще торговый капитал — это первые зачатки капитализма вообще. Эта классовая борьба является прямым результатом первоначального обмена известного излишка, т. е. прибавочного труда. То же самое мы наблюдаем всюду до самого момента полного закрепощения крестьянина, напр., в России, в институте «закупа». Мы при этом наблюдаем весьма оригинальные способы классовой борьбы, как напр. отмену или амнистию частных долгов, выдвинутые в проекте ненавистного Катилины, или целый ряд законов, погашающих известную долю накопившихся процентов и ограничивающих размер роста, а равно законы против ростовщичества в Риме, /91/ Греции (закон Солона) и т. д. (см. в России устав Мономаха — М. Покровский «Русская ист.», I, стр. 92 и сл.).

Эта борьба кончается образованием класса крупных землевладельцев, — с одной, а рабов и крепостных — с другой стороны. Но в то время, как в буржуазном обществе класс эксплуататоров все снова воспроизводит класс пролетариата, в древнем мире «латифундии погубили Рим», рабский труд оказался непроизводительным, а главное, со свободным крестьянством погибла сила внешней обороны. Рим подвергся военным нападениям и распался, ибо города не могли развить новой силы, способной заменить рабовладельческий класс крупных собственников.

Последствием распада рабовладельческого класса Рима является новое крестьянство, имеющее своим противоположным полюсом новую силу: церковного и светского феодала, сначала опять-таки в виде кредитора или в виде завоевателя, в том числе церковь, в роли светской власти. К концу средних веков одна треть всей земельной собственности Европы находилась в руках церкви.

Собирание дани, «владение» землей, не ограниченное никакими нормами, — таков классовый интерес эксплуататоров этого периода, а не уничтожение класса эксплуатируемых. Поздно проснувшееся крестьянство поднимает в ответ восстания с целью прямого, даже физического уничтожения эксплуататоров и их замков, как твердынь власти; эта борьба кончается полным поражением и закрепощением крестьянства, т. е. превращением натуральной ренты в трудовую ренту, т. е. барщину.

Оказавшись победителем над крестьянством, класс феодалов попадает под огонь нового неприятеля, класса городских торговых капиталистов. «В средние века та же борьба оканчивается гибелью должника-феодала, который утрачивает свою политическую власть вместе с утратой ее экономического базиса»[25]. Капитал превращается в капитал промышленный, но его необходимой предпосылкой является существование класса, не имеющего ничего другого, кроме своей трудоспособности. Интерес нового класса промышленных капиталистов — национализация земельной собственности, т. е. уничтожение класса землевладельцев, но одновременно создается и организуется новая сила — пролетариат. Он [класс буржуазии] мирится и объединяется с классом землевладельцев /92/ против пролетариата, которого уничтожить он даже желать не может, но прямой интерес которого заключается в упразднении объединенных классов капиталистов и землевладельцев[26].

Из этого краткого резюме постепенного развития классовых противоречий и характера классовой борьбы со времени упразднения чистого первобытного коммунизма и перехода общества в стадию частной собственности на землю и полукоммунизма вплоть до эпохи пролетарской революции, мы убеждаемся не только в том, как сменяются классы и их интересы, но и в том, как различен по существу характер борьбы каждой из сторон.

Класс эксплуататоров никогда не может стремиться к уничтожению или полному истреблению класса, им эксплуатируемого[27]. В тех случаях, когда он от этого принципа отказывался, он погибал сам вместе с эксплуатируемым классом. Из этого вытекает приспособляемость, примиренчество класса угнетателей и иногда уступчивость классу эксплуатируемых ему самому непонятная. Все развитие неизбежно ведет к диктатуре пролетариата, но пролетариат, как класс эксплуатируемый, не может не желать уничтожения класса своих угнетателей [28]. Этой победой пролетариата завершается, как Маркс говорит, доисторическое развитие человечества.

Одновременно из этого различия в характере основного классового интереса вытекает и характер борьбы и ее приемов.

«В то время как демократические мелкие буржуа хотят возможно быстрее закончить революцию, в лучшем случае с проведением вышеуказанных требований, наши интересы и наши задачи заключаются в том, чтобы сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти... Для нас дело идет не об изменении частной собственности, а об ее уничтожении, не о затушевывании классовых противоречий, а об уничтожении /93/ классов, не об улучшении существующего общества, а об основании нового общества»[29].

А самый характер борьбы определяет и лагерь противников в этом «последнем решительном бою»: «Во всяком случае, в день кризиса и на другой день после него, нашим единственным противником будет группирующаяся вокруг чистой демократии объединенная реакция... »[30].

Примечания

• 1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 28, стр. 424-427.
• 2. Кунов и вся германская социал-демократия стараются как раз удалить из Маркса эту революционную сторону классовой борьбы, но все-таки претендуют на верность взглядам Маркса.
• 3. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 28, стр. 423-424.
• 4. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, стр. 458.
• 5. П. И. Стучка имеет в виду социал-реформистскую литературу. Ред.
• 6. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 308.
• 7. И если ныне разные социал-предатели проповедуют глубокую рознь между классовой борьбой и гражданской войной, то они не только не знают Маркса, но и знать его не хотят, они служат интересам класса капиталистов.
• 8. «Образование», 1906 г., декабрь, № 12, Отдел II, стр. 10-39.
• 9. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, стр. 451.
• 10. Там же, стр. 453.
• 11. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 259.
• 12. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 310, 311.
• 13. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 318.
• 14. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 38-39.
• 15. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 184.
• 16. Там же, стр. 302.
• 17. «Рента в рикардовском смысле, есть земельная собственность в буржуазном состоянии, т. е. феодальная собственность, подчинившаяся условиям буржуазного производства» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. т. 4, стр. 170).
• 18. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 308.
• 19. «Вопрос о собственности всегда был жизненным вопросом того или другого — в зависимости от ступени развития промышленности — класса. В XVII и XVIII веках, когда речь шла об упразднении феодальных отношений собственности, вопрос о собственности был жизненным вопросом класса буржуазии. В XIX веке, когда дело идет об отмене буржуазных отношений собственности, вопрос о собственности является жизненным вопросом рабочего класса» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 302).
• 20. В. И. Ленин. Соч., т. 29, стр. 388 (Курсив П. И. Стучки.)
• 21. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 8, стр. 145.
• 22. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 90.
• 23. Еще Гегель говорил, что «философия всегда опаздывает поучать нас тому, каков бы мир должен быть. Когда пробуждается рефлексия, то это служит признаком, что известная историческая форма уже отжила».
• 24. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 147.
• 25. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 147.
• 26. «Пролетариат приводит в исполнение приговор, который частная собственность, порождая пролетариат, выносит себе самой...» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 39).
• 27. «Вы (рабочие — Ред.) можете умирать вполне спокойно. Ваш класс не вымрет. Он всегда будет достаточно многочисленным для того, чтобы капитал мог истреблять его, не опасаясь его полного уничтожения» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 414).
• 28. Здесь, конечно, идет речь об уничтожении их как класса. К отдельным лицам, напр. спецам, и после победы революции приходится относиться в известной степени бережно.
• 29. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 261.
• 30. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные письма. М., 1948, стр. 386.